В древние времена люди отличались особой жестокостью и кровожадностью по отношению к своим врагам и провинившимся слугам. Без доли сочувствия и жалости правители подвергали наказанию своих поданных используя при этом самые изощрённые способы пыток. Также история знает немало примеров бесчеловечных жертвоприношений, отличавшихся особой жестокостью и бессердечностью. В продолжении статьи вы узнаете о десяти жертвоприношениях прошлого, от которых в жилах стынет кровь.
Головорезы из Индии
Бандитов в Индии обычно называют словом «туги», это слово является синонимом индийского слова «мошенник». Эта группа была распространена по всей Индии, и по количеству варьировалась от нескольких человек до сотен. Головорезы, как правило, изображали из себя туристов, и предлагали путешественникам компанию и защиту. Затем они тщательно следили за своими жертвами в течение нескольких дней или даже недель, ожидая момента, когда жертва - окажется уязвима для удара.
Они выполняли свои жертвоприношения по последней «ритуальной моде». Они считали, что кровь не должна быть пролита, поэтому своих жертв они либо душили, либо травили. От рук индийских головорезов по разным оценкам погибло свыше миллиона человек, между 1740 и 1840 годами, также было обнаружено несколько массовых захоронений, в которых, как полагают, «туги» приносили ритуальные жертвы своей богине Кали.
Жертвы «Плетёного человека»
Этот тип ритуальных жертвоприношений был изобретён кельтами, как считал Юлий Цезарь, и заключался он в массовом сжигании людей и животных в сооружении, которое имело форму гигантского человека. Жертвы кельты приносили своим языческим богам для того, чтобы гарантировать, что год будет плодородным, или чтобы обеспечить победу в войне, или в каких-то иных начинаниях.
Первым делом кельты помещали в «плетёного человека» животных. Если не было достаточного количества животных, они помещали туда пленных врагов, или даже невинных людей, обкладывали всё сооружение древесиной и соломой, и поджигали.
Некоторые люди считают, что «плетёный человек» был выдуман Цезарем для того, чтобы изобразить его врагов полными варварами, и обрести политическую поддержку. Но в любом случае, «плетёный человек» был, и остаётся невероятно пугающей формой жертвоприношения.
Жертвоприношения майя в карстовых воронках
Майя хорошо известны всевозможными ритуальными жертвоприношениями. Предлагать богам живых людей было важной частью их религиозной практики. Одной из таких практик было жертвоприношение людей в карстовых воронках, куда прыгали майя.
Майя верили, что такие воронки являются вратами в преисподнюю, и что предлагая жертвы местным духам, они смогут их умилостивить. Они полагали, что если духи умерших не успокоятся, то они могут принести майя несчастья, такие, как засуха, а также болезни или войны. По этим причинам они часто заставляли людей прыгать в карстовые воронки, а некоторые из них делали это по доброй воле. Исследователи обнаружили в Южной Америке множество карстовых воронок, буквально заваленных человеческими костями, что явно свидетельствовало о масштабах, в которых майя практиковали религиозные человеческие жертвы.
Жертвы замурованные в строениях
Одна из самых ужасных практик человечества - это обычай хоронить людей в фундаментах зданий с целью их укрепления. Такая практика была принята в некоторых частях Азии, Европы, а также Северной и Южной Америки. Предполагалось, что чем больше дом, тем больше должно быть жертв. Эти жертвы варьировались от мелких животных до сотен людей. К примеру, наследный принц Цай в Китае был принесен в жертву для того, чтобы надёжнее укрепить дамбу.
Человеческие жертвоприношения ацтеков
Ацтеки считали, что человеческие жертвы необходимы для того, чтобы Солнце продолжало двигаться по небу. Это означает, что тысячи людей приносились в жертву ежегодно. У ацтеков имелись огромные пирамидальные сооружения, со ступенями, ведущими к вершине, на которой находился жертвенный стол. Там людей убивали, а их сердца вырывали из груди, и поднимали к Солнцу.
Тела людей затем сбрасывали вниз по ступеням, к восторженной толпе. Многие тела скармливались животным, другие развешивались на деревьях, также были известны случаи каннибализма. Помимо жертвоприношений на пирамидах, ацтеки также жгли людей, расстреливали их из луков, или заставляли их убивать друг друга, так, как это делали гладиаторы.
Жертвоприношения африканских альбиносов
Самым страшным в жертвоприношениях африканских альбиносов является то, что они широко практикуются в Африке и сегодня. Некоторые африканцы по-прежнему верят в то, что части тела альбиноса являются мощными оккультными предметами, которые могут быть полезны в колдовстве. Они охотятся за разными частями тел, их собирают из-за их высокой оккультной стоимости.
К примеру, считается, что руки альбиноса могут принести финансовый успех, язык, как полагают, приносит удачу, а гениталии могут вылечить импотенцию. Вера в магический потенциал частей тел альбиносов привела к убийству тысяч людей, как взрослых, так и детей. Многие альбиносы вынуждены скрываться, поскольку опасаются за свою жизнь.
Детские жертвоприношения инков
Инки были племенем в Южной Америке. Их культура находилась под сильным влиянием их религиозных обрядов, в которых активно использовались человеческие жертвоприношения. В отличие от других племен и культур, в которых допускалось принесение в жертву рабов, пленных или врагов, инки считали, что жертвы должны быть ценными.
По этой причине инки приносили в жертву детей высокопоставленных лиц, детей жрецов, вождей, знахарей. Детей начинали готовить заранее, за несколько месяцев. Их откармливали, ежедневно мыли, им предоставлялись работники, которые были обязаны выполнять все их прихоти и желания. Когда дети были готовы, они направлялись в Анды. На вершине горы был храм, где детей обезглавливали, и приносили в жертву.
Племя лафкенчей
В 1960 году сильнейшее за всю историю землетрясение ударило по Чили. В результате этого у чилийского побережья возникло разрушительное цунами, убившее тысячи людей, и уничтожившее огромное количество домов и имущества. Сегодня это известно как Великое чилийское землетрясение. Оно стало причиной широкого распространения страха и различных спекуляций среди чилийского народа. Чилийцы пришли к выводу, что бог моря разгневался на них, и потому они решили принести ему жертву. Они выбрали пятилетнего ребёнка, и убили его ужаснейшим образом: они отрезали ему руки и ноги, и выставили всё это на шестах, на пляже, с видом на море, для того, чтобы бог моря успокоился.
Детские жертвоприношения в Карфагене
Принесение в жертву детей было очень популярно в древних культурах, вероятно потому, что люди верили в то, что дети обладают невинными душами, а следовательно, являются наиболее приемлемыми жертвами для богов. У карфагенян была жертвенная яма с огнем, в которую они бросали детей и их родителей. Эта практика возмутила родителей Карфагена, которые устали от убийств своих детей. В результате они решили покупать детей из соседних племён. Во время больших бедствий, таких, как засуха, голод или война, жрецы требовали, чтобы даже молодежь была принесена в жертву. В такие времена случалось, что в жертву приносили до 500 человек. Ритуал проводился в лунную ночь, жертвы убивались быстро, а их тела сбрасывали в огненную яму, и всё это - сопровождалось громким пением и танцами.
Джошуа Мильтон Блайи: голый либерийский полевой командир-каннибал
Либерия является страной в Африке, пережившей десятилетия гражданских войн. Гражданская война в стране началась в силу ряда политических причин, и мы стали свидетелями появления нескольких групп повстанцев, борющихся за свои интересы. Очень часто их партизанскую борьбу окружали суеверия и колдовство.
Один интересный случай произошел с Джошуа Мильтоном Блайи, полевым командиром, который верил, что борьба в голом виде каким-то образом может сделать его неуязвимым для пуль.
Он практиковал множество форм человеческих жертвоприношений. Он был хорошо известен как каннибал, и ел военнопленных, медленно поджарив их на открытом огне, или сварив их мясо. Более того, он полагал, что употребление в пищу детских сердец сделает его более храбрым бойцом, поэтому когда его армия совершала набеги на деревни, он крал оттуда детей для того, чтобы собрать «урожай» из их сердец.
История каннибализма и человеческих жертвоприношений Каневский Лев Дмитриевич
Глава 8 Инстинкт убивать
Инстинкт убивать
На рубеже нашего века человеческие жертвоприношения часто рассматривались как чудовищное, но проходящее, временное зло, как проклятие, довлеющее над человечеством на определенном историческом этапе своего развития, проклятие, которое неизменно будет побеждено в ходе прогресса. Еще в 1904 году Эдвард Вестермарк писал: «Существуют такие народы, которые в определенную фазу исторического развития прибегали к позорной практике принесения человеческих жертв, но все же нашли в себе достаточно сил, чтобы в конечном итоге отказаться от такого обычая… С укреплением века просвещения отпадет необходимость в ребяческом методе замены его чем-нибудь другим, так как со временем люди осознают, что подобные жертвоприношения вовсе не нужны их божествам и они их не принимают». Ошибочность такой идеи признается и самим Вестермарком. Для доказательства своей точки зрения он приводит в пример Индию, где брахманы и буддисты в конце последнего тысячелетия до н. э. отменили человеческие жертвоприношения, но он забывает добавить, что они были возрождены, когда индуизм в этой стране заменил буддизм, и достигли своего истинного расцвета во времена британских раджей.
Другая теория, имеющая и сейчас широкое хождение, низводит принесение в жертву людей или животных до обычной неприглядной взятки богам. Бытует взгляд на человеческую жертву как на вещь, на обычный товар, которые предлагаются богам за какие-то вполне определенные выгоды или преимущества, и в таких случаях мало кто размышляет о тех сложных взаимоотношениях, которые существуют между жрецом, лишившим жизни человека, и той общиной, ради которой тот отдал свою жизнь. До недавнего времени предпринимались попытки дать более упрощенные толкования человеческому жертвоприношению как удобному инструменту для классовой борьбы, пугалу, с помощью которого правящий класс терроризирует народные массы. В таких обществах, как ацтеки в Мексике, где используется принцип как кнута, так и пряника, бытует мнение, что простому народу якобы просто не терпится принять участие в войнах, объявленных их хозяевами, и что они лучше будут сражаться, получив кусочек жертвенного человеческого мяса. Но такое представление весьма и весьма ложно, что я постараюсь доказать ниже.
В нашем анализе человеческих жертвоприношений мы не рассматриваем такой обычай ни как взятку богам, ни как приманку для поклонников, а скорее как акт самоотречения и преданности. С помощью такого действия одна-единственная жертва возвышается до статуса божества, чем заполняет пространство, отделяющее человека от Бога. Через посредство гибели жертвы человек мгновенно превращается в Бога, а Бог становится человеком. Слово «понтифики», первоначально обозначавшее у римлян жреческую коллегию (Pontifex), которой был поручен надзор и управление всем религиозным бытом, общественным и частным богослужением, переводится буквально как «строители мостов», «делающие мосты». Выражение sacrify («принести в жертву») означает «освятить», «сделать священным». В этом процессе жертва в наивысший момент предсмертной агонии на одно мгновение заставляет слиться воедино человека и бога. Поэтому ее гибель уже не взятка богу, а исполненный глубочайшего внутреннего напряжения обряд, объединяющий общину, восстанавливающий ее равновесие. Такой акт будет лишен своего интимного значения, если только все оставшиеся в живых не будут глубоко осознавать, что это действие необходимо и правильно. Ритуал к тому же не имеет ни смысла, ни цели, если он не связан с болью. За спасение, пусть даже краткое или вечное, нужно заплатить самую высокую цену, ибо в стремлении человека возвыситься, преодолеть себя только кровь мученика способна установить связь между ним и Богом, которого он создал по подобию своему. Такого превращения человека в Бога посредством другого человека искали все народы во все времена и делали это, главным образом, с помощью своих религий.
Жертвоприношения не только ведут к единству, они означают еще очищение и возрождение. Такое обновление часто находит свое символическое значение в обряде омовения водой (крещении), ибо возрождение коренится в нечистом, оно порождается грехом, который необходимо смыть. Для народа, который не чувствует вины, не знает греха, такая церемония абсолютно бессмысленна. В своих наивысших формах жертвоприношение – это освобождение от греха через омовение и возрождение. Будь то ритуалы австралийских аборигенов или греческие Элевсинские мистерии, во время них люди возрождаются снова, становятся как дети. Христианское крещение – это одна из форм возрождения и очищения. В Индии та жена, которая сама, по собственному желанию, ступает на костер, ритуально очищается. В Африке вождь должен прежде совершить «символическое» прегрешение, чтобы потом очиститься. На Таити, принося жертву богу Оро, люди искали раскаяния в грехе. Греческий бог Фармак брал на себя всю тяжесть вины всех городских жителей. Японские самураи делали себе харакири, чтобы воздать таким образом за поступки, которые бросали тень на честь общины.
Отсюда и жертва, этот мостик, связывающий бога и падших людей. Она должна обладать всеми качествами и того и другого, должна быть и чистой и нечистой. Искупление достигается кровью, испытываемым позором и «козлом отпущения», который должен в той или иной форме сыграть роль и избавителя, и злоумышленника, когда он собирается взваливать на себя груз человеческих грехов. Жертву нужно любить и одновременно немного ненавидеть. Как мы знаем, такой парадокс в самой яркой форме проявляется среди индейцев тупинамба в Бразилии, где не предлагают в жертву пленника до тех пор, пока вначале не осыплют его грязными оскорблениями, как врага, а потом не начнут баловать как маленькое дитя, причем «любимчика». Для того чтобы должным образом принести человека в жертву, его нужно одновременно и любить, и ненавидеть. Даяки на Борнео убивают изукрашенного краской раба только после того, как над ним изрядно поиздеваются и проклянут. Среди индейцев племени ирокезов пленников без особого шума подвергают чудовищным пыткам, несмотря на то что некоторых из них любили и обожали до конца их жизни.
Как известно, множество форм и видов ритуальных убийств, какими бы почестями они ни обставлялись, видоизменялось на протяжении веков. Наиболее поразительные перемены произошли после установления более тесных контактов между местными народностями и европейцами. В результате такого подчас болезненного влияния вожди племен получили в руки смертоносное оружие, их амбиции в результате стали куда более грандиозными, а человеческие жертвоприношения организовывались все чаще. Если миссионеров и не превращали в жертвы, то очень часто их приезд в ту или иную местность рассматривался как своеобразное предзнаменование, требовавшее для своего реального осуществления принесения сакраментальной жертвы. Американские индейцы, похоже, копировали у себя сожжения людей, которые практиковала инквизиция, а африканцы, бросая дерзкий вызов своим новым хозяевам, проводили распятия на деревьях; на южных островах Тихого океана резко возрос спрос на человеческие головы, которые теперь требовались не из-за религиозных обрядов, а в качестве «сувениров» для коллекционеров. Соответственно, расширялись военные кампании с целью захвата черепов. Однако европейцы, которые сами отличались жесткостью в обращении с местным населением, прекратили ритуальные убийства среди своих подданных, и это было сделано силой, а отнюдь не убеждением. В конечном итоге самой важной переменой в человеческих жертвоприношениях стал запрет на них после европейского завоевания. В основе любого человеческого жертвоприношения лежит культ человеческой головы, и этот культ существовал всегда, еще с незапамятных времен. Примитивные люди интуитивно чувствовали, что если они чем-то отличаются от обезьян, то их человеческий гений рождается не в сердце и не в печени, а именно в голове, в черепе, в котором сосредоточен большой мозг. Он поклонялся самому себе как личности, созданной Богом, и своему черепу, и это продолжалось на протяжении всей истории, становясь символом всего незыблемого и божественного. Культ головы, так сказать, десять тысяч лет назад, вероятно, требовал жертв только время от времени, и останки таких жертв были обнаружены на мысе Цирцеи в Италии, где пробыл целый год Одиссей, и в других местах. Но когда на смену бесклассовому кочевому обществу пришло родоплеменное со своей социальной структурой, то началась межплеменная вражда, что в свою очередь способствовало увеличению количества отрубленных человеческих голов, а культ черепа все усиливался, заставляя все большее число «охотников за черепами» участвовать в воинственных набегах. По-видимому, сами истоки межплеменной вражды следует искать не в необходимости кого-то примерно наказать или наградить, а в потребности принести в жертву большое число людей.
Хотя культ головы сохранился до нашего времени, с изобретением сельского хозяйства и развитием первых цивилизаций появились новые формы жертвоприношений. Люди, которые прежде формировали небольшие отряды «охотников за черепами» или служили местными князьками, теперь превратились в подданных великих царей. Их часто рассматривали как живых богов, ведущих свою родословную от самого Творца, который когда-то обитал на земле как легендарный герой, который был отцом племени. Рассказы о подобных легендарных героях-творцах иногда заканчивались атаками яростного насилия. Но одновременно они прокладывали путь к такой широко распространенной, но далеко не универсальной практике, как ритуальное убийство самого царя. После определенного срока нахождения у власти его следовало предать смерти как потомка Бога, которого когда-то в незапамятные времена тоже принесли в жертву. Таким образом, все новые формы жертвоприношений, по сути дела, стали возрождением первоначальной человеческой жертвы. Ритуалы, которые обычно завершались возрождением или обновлением, также предусматривали съедение бога в облике жертвы ему. Миф об умирающем боге, таким образом, стал основой для человеческих жертвоприношений, хотя во многих регионах мира идея о том, что царь, считающийся божеством, должен принять насильственную смерть, была оставлена; правители теперь получали привилегию посылать на смерть других во имя всеобщего блага. Не важно, кто стал в конце концов жертвой: царь или один из его подданных, важно само представление о возрождении. Человек религиозный очарован, околдован идеей вечного возвращения на землю. То, что случилось раз, должно повториться и повторяться, постоянно, чтобы сохранить живых и позаботиться о мертвых. В Египте только те люди, похороны которых в точности воспроизводили погребальный обряд легендарного Озириса, могли рассчитывать на загробную жизнь. Для сэра Джеймса Фрэзера, автора знаменитого многотомного труда «Золотая ветвь», смерть царя-бога или его «представителя» была определенным ритуалом плодородия. Когда царя (или вождя) покидают силы, он должен умереть, иначе, как полагал народ, урожай на полях не созреет, а скот не наберет веса. Но если царь уже не играет роли жертвы, то такая интерпретация становится бессмысленной. Происходили и другие перемены, которые объяснялись в ранних культурах различными формами жертвоприношений, не основанными на плодородии. Целью захоронения на царском кладбище в Уре сотен слуг вместе с умершим естественной смертью царем было оказание его личности почестей, обеспечение его благополучия и в потустороннем мире. Во многих местах убивали множество мужчин, женщин и детей, чтобы царь пребывал подольше в добром здравии, чтобы уберечь его от смерти, если он невзначай заболевал. В такой же мере поголовное захоронение часто живых людей для освящения храмов и дворцов и даже мостов только усиливало, по всеобщему поверью, прочность сооружений. Все подобные ритуалы не имели прямого отношения к урожаю, хотя они иногда и преследовали эту цель – тогда содранную с жертвы плоть хранили на поле с сельскохозяйственными культурами или же топили в реке (для лучшей работы системы полива на полях). Еще существовали и «сезонные» жертвоприношения, когда людей убивали во время сева или сбора урожая.
Хотя для жертвоприношения больше не требовалось тело царя, все же основное внимание сосредоточивалось на его личности. В Индии и Мексике некоторые ритуальные действия проходили по инициативе самого правителя. На большей части территории Африки, как и на островах Тихого океана, человеческие жертвоприношения также были, как правило, царской прерогативой. Они были призваны обеспечить как его личное благополучие, так и благополучие членов его семьи и подвластного ему народа. В тех местах, где на смену царям и императорам приходили племенные вожди, пленники продолжали оставаться главным источником для жертвоприношений. Чем больше войн, тем больше пленников для такой цели. Их приносили в жертву ацтеки, хотя, например, в Древнем Египте или Месопотамии эта чудовищная практика не получила широкого распространения.
Войны на императорском уровне породили ужасный культ – культ массового убийства. Одной жертвы для умилостивления богов уже не хватало, и множество людей было вынуждено умирать одновременно. Культовые массовые убийства принимали разную форму. Считалось немыслимым, если царь отправлялся в мир иной без своих слуг, огромное число которых тут же, скованных диким ужасом, убивали. В гробницах Ура было обнаружено множество похороненных в них слуг. Заболевшим царям Дагомеи в жертву приносились пленники, как о том свидетельствуют многие очевидцы-европейцы. В древней Мексике кончина царя, правителя становится одним из многих предлогов для массовых убийств; сотни, если не тысячи, людей принимали смерть при коронации царя или при завершении строительства храма. Массовые ритуальные убийства, хотя и не были повсеместно распространенным явлением, – несомненно, уничижительный позорный обряд.
С другой стороны, каннибализм – вовсе не вариация жертвенной темы. Это явление существует с незапамятных времен. Антропофагия (поедание мертвых тел людей) – это логичный, хотя и вряд ли неизбежный, процесс, развивающийся от теофагии (съедения богов). Но в то же время, как уже неоднократно указывалось, рассматривать каннибализм только как поедание человеческого мяса нельзя, это означало бы игнорирование религиозной основы церемонии, установленной в память о первоначальном подобном акте, совершенном в начале времен. Миф о каннибале-творце всегда пронизывает этот чудовищный ритуал.
Исследователи пишут о схожести людоедских церемоний. Конечно, неизбежны и различия, которые не всегда поддаются объяснению. Некоторые ученые не принимают в расчет фактор случайности и считают, что изменения установившихся правил зависят от материальных обстоятельств. Однако сфера распространения жертвоприношений в человеческом обществе носит подчас случайный характер и отвергает причинно-следственные отношения. Среди иудеев, например, такой обряд давно вымер, хотя весьма активно продолжается и сегодня даже среди цивилизованных народов Юго-Восточной Азии. Меланезийцы охотно приносили людей в жертву богам и потом съедали, а эскимосы этим не занимались, но зато убивали своих детей. Распространение каннибализма в Африке носит неупорядоченный характер и не имеет никакой логики. В Полинезии эти ритуалы разнятся от одного острова к другому. Неканнибалы часто живут почти рядом с пожирателями трупов и охотно продают своих пленников любителям человечины, хотя сами человеческое мясо в пищу не употребляют. Иногда присутствие белых людей даже приводило к увеличению масштабов человеческих жертвоприношений. Но наблюдаемые в разных регионах крайности этой чудовищной практики не объяснялись только лишь колонизацией этих мест европейцами. Например, английское влияние на индийскую религию оказалось вначале минимальным, и обычай самосожжения вдов – «сати» – спокойно существовал, пока англичане не потребовали от калькуттского правительства его запрета. Сати нельзя рассматривать как инструмент, помогающий алчным родственникам поскорее завладеть имуществом вдовы. Сыновья всегда желали как можно раньше вступить в права владения, но это совсем не объясняет, почему в некоторых частях страны существует обычай убивать или душить старых вдов, а в других – они мирно доживают свой век, окруженные любовью близких. Трудно, например, найти приемлемое логическое объяснение для такой широко распространенной среди инков традиции хоронить вдов вместе с умершими мужьями. Почему же ее нет у таких приверженцев человеческих жертвоприношений, как ацтеки?
Методы и формы жертвоприношений менялись от одного места к другому, изменялась и интенсивность. Принесение людей в жертву особенно практиковалось среди религиозных фанатиков, у народностей Индии и Мексики, нежели у таких прагматиков, как китайцы. Однако все равно трудно постичь, почему этот обряд в некоторых частях мира совершенно исчез, а в других все еще живет, сохранившись даже до наших дней. Потоки крови на жертвенном алтаре уменьшались по мере того, как люди стали осознавать свою значимость. Индивид уже не желал быть заложником безжалостных, бесстрастных богов, которого можно было произвольно принести в жертву, если вдруг возникала необходимость задобрить какое-то божество и тем самым снять ношу с совести всей общины. Можно в связи с этим в качестве примера привести древних греков. После жертвенной смерти великого философа Сократа греческая элита искала пристанища в том, что обычно называлось греческой этикой, а не у своих древних богов, легенды о которых были полны кровожадных историй. Однако греческая этика лишь существенно сократила масштабы человеческих жертвоприношений, но отнюдь не положила им конец, так как боги время от времени требовали принесения им человеческой жертвы. Среди иудеев Ветхого Завета количество человеческих жертвоприношений возросло, когда поклонение богу Яхве подпало под влияние ханаанитов, однако ощущалось довольно сильное сопротивление такому бесчеловечному обряду. Израильтяне по зову своих великих пророков исповедовали монотеизм, где больше заботились о поведении человека здесь, на земле, чем о его жизни в потустороннем мире. Религиозные вожди требовали, чтобы народ «шествовал в стезях Господа», что отмечалось не материальной жертвой, а собственными моральными и правоверными примерами. В результате постепенно отмерли не только человеческие жертвоприношения, но даже принесение в жертву животных.
Приношение людей в жертву значительно сократилось, когда на смену множеству богов пришел один-единственный избавитель, высшая суть самого божества. Прежние божества могли быть и плохими, и хорошими. Христиане рассматривали смерть Спасителя как уникальное на все времена событие, которое, по крайней мере теоретически, освобождало человека от обязанности убивать подобного себе. Но и христианство обросло догмами, исчезла существовавшая на раннем этапе веротерпимость, появились враги Спасителя, которые подлежали уничтожению. Мусульмане убивали неверных, а христиане – иудеев и еретиков, на таких церемониях, которые очень напоминали собой языческие жертвоприношения. В Индии подъем буддизма, этой абсолютно не кровожадной религии, по сути дела, положил конец человеческим жертвоприношениям, но как только буддизм был изгнан из страны, так этот процесс возобновился с новой силой.
Человеческие жертвоприношения – это очень важный фактор, и его непременно нужно принимать во внимание, чтобы попытаться понять, как, на какой основе действовали древние общества. К тому же они бросают свет на одну из самых жгучих тем современности – тему насилия. И здесь как антропологи, так и социологи сильно расходятся во мнениях. Одни ученые придерживаются такого мнения, что с того времени, когда примитивный австралопитек (человекообезьяна) создал свое первое оружие в Африке, он стал закоренелым убийцей, – в отличие от животных он охотился на себе подобных. У такой теории масса сторонников, может, оттого, что люди жаждут поскорее и поточнее объяснить причины «жестокости, зверства» человека, чтобы тем самым оправдать собственное поведение и поведение окружающих людей.
Такой взгляд на человека-убийцу впервые был выражен еще в 1950-е годы южноамериканским профессором анатомии Раймондом Дартом, и потом его активно популяризировали несколько авторов, среди них Конрад Лоренц, Десмонд Моррис и Роберт Андрей. Другие специалисты, такие как Эшли Монтэгю, упрямо отстаивают другую точку зрения, они твердо стоят на том, что насилие – это отнюдь не наше наследие, от которого нам не избавиться, что у людей воспитывают жестокость. Эти две противоположные точки зрения на человеческую агрессивность высвечивают корни нынешнего затруднительного положения человека, его неспособности мирно уживаться со своими соседями.
Десмонд Моррис в своей книге «Человеческий зоопарк» сравнивает поведение людей с грызунами, которые могут сожрать своего партнера, если их подолгу выдерживать в суровом одиночестве. Человек тоже в силу такой аргументации – из-за переполненных городов, где его жизнь напоминает жизнь заключенного, – ведет себя подобно грызунам в клетке. В соответствии с этой же теорией современный человек просто демонстрирует позорные качества своих далеких предков, а эта идея строится на представлении Фрейда, что нами до сих пор руководят некоторые инстинкты, унаследованные от наших примитивных предков.
Практика принесения человеческих жертв на самом деле может подтвердить мнение некоторых ученых о том, что человек – это по крайней мере потенциальный убийца, что инстинкт убивать объясняется не врожденным проклятием человека, не его неестественным, необычно быстрым развитием мозга, а скорее его неуклюжими попытками уберечься от зла с помощью своей религиозной веры. Человек, пытающийся познать то, что выше его разумения, его самого, вынужден убивать, чтобы умилостивить своих идолов самым великим даром на Земле – даром человеческой жизни.
Я уже упоминал, что главная причина постоянных, бесконечных войн – не жажда завоеваний. В этом можно убедиться на примере межплеменной вражды между такими племенами, как яномами и варао в Венесуэле и в отдаленных районах Новой Гвинеи. Кембриджский антрополог Поль Силлитоу в своем исследовании причин нынешних войн на территории Новой Гвинеи утверждает, что их главной причиной являются ненасытные амбиции вождя. И только среди косвенных причин он называет «выгоду, месть, экономические и религиозные потребности». Только лишь при образовании больших государств и империй территориальные притязания составляют основную причину для ведения войны, связанных с ней массовых убийств.
Какими бы ни были истинные причины склонности человека к убийству, позыв к этому не утратил своей силы и в наше время. Число невинных жертв, увы, возросло, как никогда прежде. Современные деспоты, скажем, в Камбодже или Уганде, уничтожают в кровавых бойнях своих врагов не сотнями тысяч, а миллионами, издеваясь над собственным народом. Тем не менее число человеческих жертвоприношений значительно сократилось и сокращается по сей день по мере проникновения западной цивилизации в самые отдаленные уголки нашей планеты. Территории в недоступных пустынях или на тропических островах обрели признаки разумной государственности, и их бывшие вожди превратились в премьер-министров или даже президентов. Будучи членами Организации Объединенных Наций, они подписывают там Декларацию о правах человека, и если они все еще убивают людей, то используют более приемлемые методы, а предлоги для этого гораздо чаще носят политическую ритуальную окраску. Капризы местных божеств теперь ограничиваются международными банкирами, у которых не завоевать симпатий, не заставить откликнуться на нужды страны, если постоянно демонстрировать им свои «походы за черепами» или мясное меню каннибалов.
Таким образом, человеческие жертвоприношения резко пошли на спад, по мере того как малоисследованные прежде географические регионы превратились в современные государства со своими социальными структурами, полицейским аппаратом, армией, учителями и врачами. Однако «охота за черепами» продолжается в некоторых племенах Индии, среди эквадорских индейцев хиваро, она существовала до 1960-х годов; людей убивали в конце 50-х в Базутоленде, чтобы приготовить из их тела магические лекарства и мази, племя асматов в Новой Гвинее по-прежнему добывает головы врагов для обряда посвящения юношей в воины, что имело место до конца 60-х годов нашего столетия. Нашему «цивилизованному» XX веку удалось внести свою лепту в это жертвенное пиршество, вспомним хотя бы о Первой и Второй мировых войнах.
Теперь поговорим о ритуальных самоубийствах, которые, например в Японии, вытекают из религии синтоизма и строятся на этике самураев, на двух важных принципах: абсолютной слепой верности императору и строгом кодексе чести. Этот кодекс, известный под названием «бусидо» (путь воина), требовал от солдата самопожертвования, его собственной жизни, после того как он убьет как можно больше врагов страны. После буржуазной революции Мэйдзи Исин в 1867–1889 годах Япония подверглась сплошной вестернизации. Но синтоизм там не умер, приобретя в 1868 году новые качества, после того как император провозгласил его официальной религией Японии. Соответственно, самурайская этика выжила, почти не поддавшись изменениям. Религия и милитаризм всегда шли рука об руку в новой, устроенной на западный лад Японии, где любого солдата приучали с полнейшим безразличием относиться к собственной смерти. Кодекс самураев постоянно совершенствовался и расширялся. Если прежде он был ограничен только представителями высшей аристократии, то теперь «обслуживал» и средние классы, этот костяк офицерского корпуса новой армии.
Строгая самурайская этика зиждется на древней традиции не только индивидуального самопожертвования, но и массовых ритуальных самоубийствах, считавшихся единственной альтернативой бесчестью. Например, когда в 1582 году сегуну Нобунаге угрожала смерть от рук восставших, он перерезал горло своей жене и затем совершил «сеппуку», или ритуальное самоубийство. Пятьдесят его телохранителей сделали то же самое. Наиболее разительным примером может служить гибель сорока семи ронинов. Отряд самураев совершил массовое самоубийство после того, как отомстил врагам за честь своего господина.
Следуя древней традиции, многие японские военнослужащие покончили с собой в ходе массовых самоубийств во время Второй мировой войны. Например, когда 8 июля 1944 года американские морские пехотинцы собирались штурмом взять японский оплот в Марпи-пойнт на Марианском архипелаге, то пришли в ужас от чудовищных сцен массового самоубийства, совершенного у них на глазах как военными, так и гражданскими лицами. Некоторые из них пускали себе пулю в лоб, другие прыгали в море с высокой скалы, а несколько солдат были обезглавлены офицерами. Но среди наиболее впечатляющих самоубийств следует назвать пилотов-камикадзе. Их история началась в октябре 1944 года, когда против американских боевых кораблей были предприняты два неожиданных связанных с самоубийствами нападения. Одно совершил лично контр-адмирал Арими, который безуспешно пытался потопить американский авианосец во время морского сражения при Формозе. Вскоре был сформирован первый отряд камикадзе вице-адмиралом Ониши, главнокомандующим ВМС на острове Миндананао. Это была истребительная эскадрилья, располагавшаяся в Кларкфильде. После того как обычная боевая тактика не принесла им успеха, сам адмирал вместе с тридцатью летчиками прибегнул к этой крайней мере, хотя далеко не все подчиненные разделяли его предсмертный энтузиазм.
По мере того как современный мир завоевывал для себя все больше места, причины различных форм «ритуального» насилия становились все более политическими, все менее религиозными. И такое различие между религией и политикой становится все определеннее, заметнее. До тех пор пока правитель оставался божеством или даже полубожеством, это различие было довольно сложно сделать. Так как большинство современных государств стараются четче отделить религию от политики – и многие даже внесли такой принцип в свою конституцию, – политический акт перестал быть актом религиозным. Одновременное самоубийство преподобного Джима Джонса и девятисот его сторонников в Народном Храме в Гайане в ноябре 1978 года может служить иллюстрацией высказанной выше мысли. Там не было никакого ритуального убийства, а религиозные мотивации слишком прозрачны, хотя в своих бесконечных проповедях в Джонстауне Джонс представлял себя не иначе, как Богом. У Джонса много общего с другим фанатиком – Чарльзом Мэнсоном. Он отличался от Мэнсона в том, что сам отдавал приказ своим сторонникам убивать себя, а не других. Оба они были одержимы расовыми проблемами, хотя подходили к ним с диаметрально противоположных сторон. Мэнсон был явным расистом, убежденным в том, что чернокожие уничтожат белых, а Джонс слыл яростным анархистом. Как Мэнсон, так и Джонс обладали какой-то дьявольской властью над своим «стадом». Под гипнотическими чарами Мэнсона Сенди Гуд заявил: «Я наконец достиг в своем состоянии такой точки, что готов убить своих родителей». Джонс тоже оказывал подобное воздействие на своих сторонников: те заявляли о готовности покончить как с собой, так и со своими детьми.
Поэтому даже в сегодняшнем мире, когда существует настоящий культ выхаживания больных пациентов, люди все еще запрограммированы на массовые убийства. Все это облегчает понимание того равнодушия к ритуальной смерти в старых обществах, что с первого взгляда противоречит самой человеческой природе, – будь то дагомейские жертвы, которых наблюдал Бертон, или индусская вдова, добровольно восходящая на костер для самосожжения. Для них смерть – это пункт сбора для следования по дороге к обновлению жизни. В нашем столетии пилотам-камикадзе, как и жертвам пропаганды Джонса, обещали после кровавой бойни счастливую загробную жизнь, так что если сегодня чья-то демоническая воля способна погнать сотни людей на бойню, то стоит ли удивляться, что в древнем обществе люди были готовы с радостью принять смерть на алтаре перед богом, если только общество, построенное на религиозных традициях, этого от них требовало.
Нынешнее отношение людей к смерти амбивалентно. С одной стороны, врачи борются, чтобы продлить хотя бы на несколько дней жизнь хронически больного человека. И в то же время мы лишь молча недоуменно пожимаем плечами, узнавая об актах массового ритуального убийства, если только такое происходит далеко от нашего дома. Такое безразличие с нашей стороны можно объяснить постоянными, почти ежедневными, примерами самых разнообразных форм насилия. Принцип остается прежним как для матери, приводящей своих детей поглазеть на массовые убийства в ацтекской столице, так и для современных родителей, которые, сидя перед телевизором, наслаждаются сценами массовых расправ и кровавыми военными сражениями. Разница лишь в их масштабности и частоте. Было, например, подсчитано, что американский ребенок до зрелого возраста видит на телеэкране приблизительно 36 000 смертей.
Перед лицом массовой жестокости нашего века можно задать такой вопрос: должен ли современный человек возвращаться к возрождаемым ритуальным убийствам? Если по-прежнему существует нужда в «козлах отпущения», то нельзя ли обойтись без кровопролития на торжественных церемониях, на которых одна жертва-стоик мужественно встречает собственный конец на алтаре перед богом, с достоинством умирая за всеобщее благо? Если насилие захватывает всех нас, как эпидемия, то обрядовое насилие по крайней мере имеет более ограниченный характер. Даже в своих худших проявлениях, которые включают человеческие жертвоприношения, такой обременительный ритуал снижает уровень массовых убийств. Однако ценность подобных организуемых государством церемоний зиждется на предложении, что как жертва, так и убийца могут своими действиями в конечном итоге привести к каким-то специфическим результатам. Если такой уверенности нет, то ритуальная гибель прекращает быть целью в себе. В основе человеческого жертвоприношения лежит вера в потустороннюю жизнь, которая ни в чем не похожа на жизнь на земле. Даже когда жертвы умирали только ради будущего служения своему хозяину в другом мире, они не сомневались в уготованных для них там блаженствах.
Почти во всех культурах, кроме нашей собственной, живые и мертвые принадлежат одной и той же общине, и мертвые, по сути дела, никогда не расстаются с родными и близкими. Только в нашем современном мире смерть демифологизирована. Она стала особым состоянием, оторвана от жизни, и мы навязчиво стараемся отделить умирающих как можно дальше от этой роковой черты. До тех пор пока люди верят, что наша жизнь – это все, жизнь и конец существования, то религиозных буйств, несомненно, будет все меньше, независимо от того, какие формы ритуального убийства приходят им на смену. Каким бы исключительным по своему характеру ни было обещание рая, его врата следует искать здесь, в этом мире, а не потустороннем.
Если современным догмам тоже требуются жертвы, то они умирают без всякой надежды, и это уже не ритуальный конец. Традиционное общество всегда искало удовлетворения как материальных, так и духовных потребностей человека, а жертвоприношения и прочие религиозные ритуалы всегда были жизнеспособной, объединяющей силой любой общины. Человеческие жертвы, таким образом, сыграли свою роль в стремлении человека жить в вечной гармонии с Космосом. Ритуалы могут меняться, исчезать, изменяется и вера, но все равно в современном разделенном обществе человеку как никогда важно обрести утраченное чувство сплоченности.
Из книги Новейшая книга фактов. Том 3 [Физика, химия и техника. История и археология. Разное] автора Кондрашов Анатолий Павлович Из книги Большой подлог, или Краткий курс фальсификации истории автора Шумейко Игорь Николаевич«ИНСТИНКТ 1612 года» И 1812 год, и 1941–1944 годы - примеры действия этого объединяющего страну инстинкта.Второму, инстинкту роста - трудно подобрать определенное имя, но можно предложить образ: ребенок спит 23 часа в сутки и растет, растет. Большая часть сил идет на рост. И
Из книги Миф XX века автора Розенберг АльфредЧасть 2. Воля и инстинкт
автора Шэксон НиколасГлава 6 Инстинкт паука Как Британия плела паутину своей новой заморской империиЕврорынки нельзя считать результатом какого-то заранее продуманного генерального плана. Нет, они росли, подчиняясь, скорее, собственной внутренней логике развития, и довольно быстро
Из книги Люди, обокравшие мир. Правда и вымысел о современных офшорных зонах автора Шэксон НиколасГлава 6. Инстинкт паука 1 См.: R. T. Naylor. Hot Money and the Politics of Debt. McGill-Quenn’s University Press, 2004, p. 20–22.2 Jeffrey Robinson. The Stink…, p. 29–37.3 Имеются в виду генерал-губернаторы Багамских островов: барон Грей из Нонтона (1964–1968); Фрэнсис Эдвард Ховелл-Терлоу-Камминг-Брюс, восьмой барон Тарлоу,
Из книги Народная монархия автора Солоневич ИванИНСТИНКТ Но если мы не знаем почему, то - на вопрос как мы можем дать более или менее точный ответ. Если бы мы спросили двенадцатилетнего Ломоносова, Эддисона и Репина - почему они стремятся к науке, технике и живописи, то ни один из этих мальчиков никакого вразумительного
Из книги Голосуйте за Цезаря автора Джонс ПитерИнстинкт Толпы? Эту историю с осуждением и казнью стратегов кто-то может легко использовать для дискредитации древнеафинской системы прямого народного волеизъявления, увидев в этом эпизоде проявление инстинктов толпы. Чем не сборище футбольных фанатов, в низменном
Из книги Война и мир по-американски: традиции милитаризма в США автора Яковлев Николай Николаевич«Убивать, убивать, убивать!» «Война не только столкновение армий, все в возрастающей степени это борьба между соперничающими социальными системами, их политическими, экономическими и культурными институтами. ...Война во Вьетнаме была не исключением из общего правила...
Из книги Каннибализм автора Каневский Лев Давидович Из книги Совершенно секретно: БНД автора Ульфкотте УдоИскусство убивать Питер Райт - один из немногих высокопоставленных западных разведчиков, которые после выхода в отставку признались в том, что во время их службы разведками планировались убийства. В «Ловце шпионов» написано, что в начале кризиса вокруг Суэцкого канала
Из книги Гитлеровская Европа против СССР. Неизвестная история Второй Мировой автора Шумейко Игорь Николаевич«ИНСТИНКТ 1812 ГОДА» И 1812 год, и 1941 -1943 годы - примеры действия этого объединяющего страну инстинкта.Второму, инстинкту роста, трудно подобрать определенное имя, но можно предложить образ: ребенок спит 23 часа в сутки и растет, растет. Большая часть сил идет на рост. И
Из книги Секс и вытеснение в обществе дикарей автора Малиновский БрониславIV. Инстинкт и культура 1. Переход от природы к культуре В предыдущей части этой книги, где рассматривались главным образом некоторые положения психоанализа, мы пришли в целом к негативным выводам: мы попытались обосновать утверждение, что в мире до культуры не
Из книги Рассказы о Москве и москвичах во все времена автора Репин Леонид Борисович Из книги Князь Святослав II автора Поротников Виктор ПетровичЕсли бы взгляд мог убивать… Ели молча. Сосредоточенно жевали холодную гречневую кашу и хлеб, постукивая деревянными ложками о края глиняных мисок.На поставце одиноко горел медный светильник, наполненный конопляным маслом, его пламени явно не хватало, чтобы осветить все
Из книги Мифы и загадки нашей истории автора Малышев ВладимирОтказавшийся убивать Он готовился стать диверсантом, если фашисты захватят Москву, потом под видом немецкого офицера принимал участие в ликвидации гауляйтера Белоруссии Кубе, а после войны работал нелегалом советской разведки в Западной Европе. Затем ему приказывали
Из книги Сыр и черви. Картина мира одного мельника жившего в XVI веке автора Гинзбург Карло41. «Убивать попов» Мы не знаем, за одним исключением, к которому обратимся позже, имел ли Меноккио какие-либо контакты с «людьми учеными». Хорошо известно, с другой стороны, как упорно он пытался ознакомить со своими взглядами «простой народ». Но похоже, сторонников он
Почти каждого из нас «передёргивает» при мысли, что можно принести в жертву человека для ублажения богов. Современное общество связывает фразу «человеческое жертвоприношение» с жестокими, демоническими, или сатанинскими ритуалами. Однако, у народов, которые в древние времена считались цивилизованными, богатыми, и образованными человеческие жертвоприношения считались вполне нормальным явлением. Ритуалы принимали разные формы от гуманных - глоток яда, до жестоких, сожжение или захоронение заживо. Ниже представлен список 10 древних культур, практиковавших человеческие жертвоприношения в ритуальных целях.
Карфагенская цивилизация парадоксальна в том, что она была одной из самых богатых и могущественных представителей древнего мира, но, несмотря на это, карфагеняне приносили в жертву младенцев. Многие историки считают, что, таким образом, общество пыталось получить благосклонность богов, а также управляло ростом населения. Ещё бытует мнение, что состоятельные карфагенские родители приносили в жертву младенцев специально, чтобы сохранить своё богатство.
По оценкам, в период от 800 до н. э. до 146 г. до н. э. приблизительно 20 000 детей были принесены в жертву.
Многие учёные твёрдо убеждены, что древние израильтяне выполняли «всесожжение детей» во имя древнего Ханаанского Бога, по имени Молох. Но не все древние израильтяне практиковали этот ужасный ритуал - специалисты считают, что его использовал один израильтянский культ, который посвятили свою жизнь поклонению Молоху.
Цивилизация Этрусков населяла территорию, которая сейчас более известна как современная Тоскана. Занимались в основном фермерством и торговлей с Грецией и Карфагеном.
В течение многих лет, учёные не желали смириться с тем, что этруски не использовали человеческих жертвоприношений. Но когда археологи из миланского университета обнаружили важные улики в Тарквинии, Италия, было убедительно доказано, что Этруски действительно, приносили в жертву людей. Археологи нашли несколько человеческих останков взрослых и детей, принесённых в жертву, из низкого социального статуса. Помимо человеческих останков, археологи также обнаружили священное здание и каменный алтарь.
Практика человеческих жертвоприношений была очень распространена в Древнем Китае, особенно в период правления династии Шан - первой китайской династии о которой есть письменные записи. Цель жертвоприношений была двоякая: политический контроль и религиозные взгляды.
Эксперты считают, что существовало три типа человеческих жертвоприношений, применявшихся в государстве Шан.
Кельты также использовали человеческие жертвоприношения. Есть письменные труды римских и греческих историков, ирландские тексты, написанные во времена средневековья, и последние археологические находки, доказывающие существование жуткого ритуала. Страбон, греческий географ и философ, описал кельтский ритуал жертвоприношения, в своей книге «география».
Древние Гавайцы верили, что, принося в жертву людей, они могут получить склонность бога Ку - бога войны и обороны, и добиться побед в своих воинах. Жертвоприношения проводились в храмах, называемых Хейо. Для своих ритуалов гавайцы использовали пленников, особенно вождей других племён. Тела принесённых в жертву людей они готовили или съедали сырыми.
В Месопотамии практиковали человеческие жертвоприношения как часть похоронных ритуалов королевских и «элитных» семей. Дворцовых слуг, воинов и т. д. приносили в жертву, для того чтобы после смерти хозяев, они продолжали служить им в загробном мире.
В течение многих лет, эксперты считали, что жертв убивали при помощи яда. Однако новые исследования показали, что их смерти были гораздо более жестокими.
Ацтеки приносили человеческие жертвы для того, чтобы удержать солнце от смерти. Ацтеки сильно верили, что человеческая кровь была «священная» и что Бог солнца Уицилопочтли, ею питался.
Жертвоприношения ацтеков были жестоки и ужасными. В качестве жертв они использовали людей из других племён, которые были захвачены во время войны в плен, или добровольцев.
Многие Египтологи считают, что древние египтяне использовали человеческие жертвоприношения в целях схожими с жителями Месопотамии. Слуг фараонов или других ключевых фигур в основном хоронили заживо вместе с их инструментами, чтобы те продолжали служить фараону в загробной жизни.
Однако человеческие жертвы в конце концов были поэтапно отменены и заменены символическими человеческими фигурками.
Инки прибегали к человеческим жертвоприношениям богам, в частности, предлагая своих детей, как способ предотвращения стихийных бедствий. Империя инков была отягощена множеством природных катаклизмов, в том числе вулканическими извержениями, землетрясениями и наводнениями. Инки верили, что природными катастрофами управляли боги, и чтобы заслужить их благосклонность нужно приносить им жертвы.
Хотя большинство жертв были пленники или заключённые, существовали дети, которые были воспитаны исключительно для ритуальных целей – принесения в жертву богам. Инки твёрдо верили, что в загробной жизни, эти дети будут жить лучше, и счастливей. Кроме того, будущие жертвы получали отличную пищу, в их честь устраивали праздники, и даже встречи с императором.
[евр. (), (), (); греч. θυσία; лат. sacrificium], религ. действие, состоящее в добровольном посвящении своей жизни, пищи (как основы жизни), ч.-л. иного Богу. Принесение Ж. является одним из самых фундаментальных проявлений человеческой религиозности. Так, Свящ. история ВЗ говорит о том, что Ж. приносились уже вскоре после грехопадения , еще при жизни первозданной человеческой пары (см. рассказ о Ж. Каина и Авеля (Быт 4. 1-5); ряд экзегетов усматривают утверждение о божественном происхождении института Ж. в том, что сразу после грехопадения Бог облекает Адама и Еву в одежды из кожи (Быт 3. 21)). В той или иной форме идея Ж. и жертвенный культ присутствуют в большинстве религий.
Теории возникновения Ж.
Существует ряд социологических, антропологических и религиеведческих теорий, предлагающих объяснения возникновения практики принесения Ж. у древних людей. Э. Тайлор считал, что в основе этой практики лежит примитивный принцип «do ut des» («даю, чтобы получить»), распространенный на отношения человека и божества, к-рые при таком подходе не отличаются от бартерных отношений между людьми (Тайлор. 1989). Теория Тайлора стала широко известна; попытки ее опровержения или пересмотра привели к появлению новых теорий. Напр., А. Юбер и М. Мосс предложили понимать Ж. как действительный дар божеству, но состоящий не в жертвенном животном как таковом, а в том, что оно представляет приносящих жертву, и его заклание оказывается средством установления связи нашего «профанного» мира с «сакральным» (Hubert, Mauss. 1899; ср.: Эванс-Притчард. 2004). Др. теории не основывались на принципе «do ut des» и вытекающем из него понимании Ж. как дара божеству. Р. Смит полагал, что изначально во время Ж. закалалось не животное вообще, а тотем того или иного племени, представлявший собой и само племя, и его божественного покровителя, поэтому вкушение мяса этого животного являло связь племени с его покровителем и тем самым закладывало основу для дальнейшей жизни сообщества (Smith. 1889). Дж. Фрэзер считал, что Ж. в основе своей представляет магическое действие (Фрэзер. 1980); мнение о магическом характере Ж. поддерживалось и др. учеными. Еще одна распространенная позиция - это понимание Ж. как способа воспроизведения мифа, лежащего в основе мировоззрения той или иной группы. Существовали и иные теории (см.: Hecht. 1982).
Ни одна из этих теорий не способна вполне объяснить феномен Ж., несмотря на то что в отдельных случаях они могут дать приемлемое объяснение жертвенному культу того или иного сообщества (так, практиковавшиеся в некоторых наиболее безнравственных в свете библейской традиции религиях - напр., религии ацтеков - человеческие жертвоприношения часто трактуются как магические; см.: Hogg. 1958). В особенности эти теории неприменимы к системе Ж. в ВЗ и к дальнейшему осмыслению Ж. в иудаизме и христианстве.
Лит.: Smith W. R. Lectures on the Religion of the Semites. Edinb., 1889; Hubert H., Mauss M. Essai sur la nature et la fonction du sacrifice // L"année sociologique. P., 1899. Vol. 2. P. 29-138; Hogg G. Cannibalism and Human Sacrifice. L., 1958; Фрэзер Д. Д. Золотая ветвь: Пер. с англ. М., 1980; Hecht R. Studies on Sacrifice // Religious Stud. Rev. 1982. Vol. 8. N 3. P. 253-259 [Библиогр.]; Тайлор Э. Б. Первобытная культура: Пер. с англ. М., 1989; Gerlitz P. Opfer: Religionsgeschichte // TRE. 1995. Bd. 25. S. 253-258; Эванс-Притчард Э. Теории примитивной религии: Пер. с англ. М., 2004.
В Ветхом Завете
Принесение Ж. было неотъемлемой частью богопочитания уже в эпоху патриархов. Ветхозаветные патриархи приносили Ж. по разным поводам и в разных местах, сооружая для этого жертвенники из камней. Особое значение в истории патриархов имеет рассказ о жертвоприношении Авраама (Быт 22. 1-18), в котором подчеркивается незыблемость веры праотца (некоторые толкователи видят в этом рассказе богословское обоснование отрицания человеческих жертвоприношений; см. также: Human Sacrifice in Jewish and Christian Tradition / Ed. K. Finsterbush e. a. Leiden, 2007). В христ. традиции этот рассказ понимается как один из прообразов Крестной Ж. Христа. В отличие от древних времен, когда всякий верующий мог сам совершить жертвоприношение, в эпоху после Исхода Ж. стали приноситься лишь руками священников; сначала лишь определенные места в Палестине стали считаться допустимыми для принесения Ж., а со времен царей Давида и Соломона - только Иерусалим (хотя даже и впоследствии еще могли существовать отдельные иудейские центры со своими священниками и жертвенным культом - напр., храм в егип. Элефантине, где была большая иудейская колония) (Haran. 1985. P. 13-148).
Описанная в ВЗ система жертвоприношений в скинии и затем в Иерусалимском храме отличается сложностью и разнообразием (Rainey. 2007; см. также ст. Ветхозаветное богослужение). Из-за того что после разрушения Иерусалимского храма в 70 г. по Р. Х. ветхозаветные Ж. перестали приносить, существуют различные реконструкции как внешней стороны ветхозаветной жертвенной традиции, так и ее содержания. Язык ВЗ содержит ряд терминов для обозначения разных видов Ж.; о значении этих терминов можно судить как по контексту их употребления в Библии, так и на основе лингвистических данных - их этимологии, сопоставлений с аналогичными терминами в др. семит. языках, анализа греч. эквивалентов этих терминов в LXX (см., напр.: Daniel. 1966).
Наиболее общий термин для обозначения Ж. в ВЗ - (), соответствующий глаголу () - закалать и прямо указывающий на принесение животного в Ж. От этого же глагола образован и термин () - жертвенник. Другие термины, которые также могут обозначать Ж., не указывают прямо на заклание жертвенного животного: ( - [нечто, приносимое] вблизь, т. е. приношение) и ( - дар); эти термины обозначают скорее не саму Ж., а приношение для совершения Ж. Последний из этих терминов, (), получил и техническое значение: хлебная Ж.- вероятно, при переходе древнего Израиля к аграрному типу хозяйствования приношения в форме зерна или муки стали основным видом пожертвований на храм.
Существовали и др. ветхозаветные Ж.: «всесожжения», «мирная», «очищения» (или «за грех») и «повинности» (Anderson. 1992). Известна также Ж., закалаемая на праздник Пасхи (Haran. 1985. P. 317-348) и Ж. при поставлении первосвященника и священников (Лев 8). К Ж., не будучи ими в строгом смысле слова, примыкают десятина ( , ), приношение первых плодов ( , ) и различные приношения для богослужебных нужд ( , ).
Центральное место в системе ветхозаветных Ж. занимала Ж. «всесожжения», ( - термин образован от глагола - восходить, возноситься и указывает на восхождение жертвенного дыма к Богу),- жертвенное животное сжигалось на жертвеннике полностью; такая форма Ж. была широко распространена в древнем мире (в частности, в Угарите - DeGuglielmo. 1955; Tarragon. 1980; можно также отметить, что древнегреч. глагол θύω, от к-рого образовано слово θυσία - жертва, первоначально обозначал именно сожжение жертвенного животного и лишь со временем стал употребляться в смысле заклания животного или отсечения от тела закланного животного к.-л. частей для совершения Ж.- A Greek-English Lexicon / Comp. H. G. Liddell, R. Scott; Rev. and augmented by H. S. Jones. Oxf.; N. Y., 199610. P. 813; Frisk H. Griechisches etymologisches Wörterbuch. Hdlb., 1960. Bd. 1. S. 698-699; Behm. 1938). Ж. «всесожжения» должна была приноситься ежедневно (Исх 29. 38-42; Числ 28. 3-8; Иез 46. 13-15); по субботам, новомесячиям и праздникам количество приносимого во время этой Ж. увеличивалось (Числ 28. 9-31; 29. 2-4, 8). ВЗ подчеркивает, что ежедневные всесожжения представляют собой «непрестанное», или «постоянное», приношение Господу, поэтому соответствующее евр. слово () со временем стало термином для их обозначения. Непрестанность приношения укрепляла связь Израиля с Богом и Его присутствие среди Его народа, так что прекращение этих Ж. во время плена стало признаком духовной катастрофы (Дан 8. 11-12). Ж. «всесожжения» также могла иметь искупительное значение (ср.: Иов 1. 5; Лев 1. 4), но оно не было главным (или рано перестало быть таковым). Ж. «всесожжения» приносилась и по различным частным поводам (Лев 12. 6-8; 14. 10, 19-20, 22, 31; 15. 14-15, 29-30; Числ 6. 10-11, 14, 16). Именно эту Ж. можно назвать Ж. в самом строгом смысле слова, и она предопределила дальнейшее богословие Ж. как в иудаизме, так и в христианстве (см.: Watts. 2006).
Следующий вид ветхозаветных жертвоприношений - «мирная» Ж. ( , также , или просто , см.: Rentdorff. 1967). В Лев 7. 11-18 этот вид Ж. подразделяется на 3 подвида: Ж. «благодарения» ( , ), «по обету» ( , ) и «по усердию» ( , ). «Мирная» Ж. приносилась также по праздникам (Втор 12. 11-12; 1 Цар 1. 3-4); ей были близки по смыслу пасхальная Ж. и Ж. при поставлении первосвященника и священников. В отличие от Ж. «всесожжения» во время «мирной» Ж. сжигались лишь жир и некоторые отдельные части жертвенного животного (Snaith. 1957. P. 311-314), тогда как остальное мясо съедали верующие. В Лев 17. 1-7 даже говорится о том, что всякое заклание животного для его дальнейшего вкушения должно представлять собой «мирную» Ж. Эта Ж. не имела никакой связи с темой раскаяния или искупления; ее содержанием была радость и празднование; поэтому дни особой скорби могли отмечаться запретом на ее принесение (ср.: Ис 22. 12-14; см. ст. Пост). Кульминацией «мирной» Ж. было не столько ее принесение на жертвеннике, сколько следовавшая за этим трапеза, к-рая регламентировалась строгими правилами о времени ее окончания и ритуальной чистоте ее участников (Лев 7; Втор 12). Священник, забирая свою часть «мирной» Ж., символически «потрясал» ею, поэтому она имела наименование «потрясание» ( , ); этим же термином в ВЗ обозначены и нек-рые иные особые Ж., не являющиеся «мирной» Ж. (напр., Исх 29. 24-26; см.: Rainey. 2007. P. 642).
Содержанием Ж. «очищения», или «за грех» ( , ) было ее искупительное и очистительное действие. Евр. слово , к-рое обозначает эту Ж., буквально переводится как «грех», однако Ж. «очищения» необязательно была связана с избавлением от греха. Она приносилась не только после совершения к.-л. грехов, но и в таких случаях, когда нечистота не связана с личными грехами, напр., окончание периода послеродовой жен. нечистоты (Лев 12) или окончание периода нечистоты после муж. или жен. «истечения» (Лев 15), а также в этически нейтральных случаях окончания периода назорейства (Числ 6. 13-21) и освящения нового жертвенника (Лев 8. 14-15). Поэтому содержание термина связано скорее не с тем значением соответствующего глагола (), к-рое переводится рус. «согрешать», а с тем, к-рое можно перевести как «очищать от скверны» (в рус. тексте ВЗ термин переведен как «жертва за грех», что можно объяснить влиянием версии LXX: [θυσία] περ ἁμαρτίας). Но основным поводом для принесения Ж. «очищения» было именно прегрешение «по неведению» кого-либо из израильтян (Лев 4. 1 - 5. 13; Числ 15. 22-31 и др.); при этом состав Ж. и порядок ее совершения различались в зависимости от того, кто именно согрешил: рядовой член общества, кто-либо из начальников, кто-либо из священников, весь народ. В частности, в первых 2 случаях кровью жертвенных животных окроплялся жертвенник всесожжения, стоявший вне храма (или скинии), а мясо животных (кроме жира и нек-рых определенных частей) затем съедалось священниками; в 2 др. случаях кровью окроплялся жертвенник курений внутри храма (скинии), а оставшееся мясо сжигалось «вне стана» полностью. Наиболее торжественно приносилась эта Ж. в великий «день очищения» (Лев 23. 27-28), когда первосвященник окроплял жертвенной кровью не только жертвенник, но и ковчег завета во Святое Святых (Лев 16). Различие в способе совершения Ж. «очищения», очевидно, указывает на бóльшую степень ответственности священников и народа в целом перед Богом, и поэтому подчеркивается необходимость в бóльшем очищении в случае непреднамеренного нарушения ими завета. Во время Ж. «очищения» жертвенной кровью окропляется не согрешивший (он лишь возлагал руки на жертвенное животное), а священные предметы в храме, поэтому Ж. «очищения» является не столько искупительной, сколько избавляющей святилище от скверны и предотвращающей удаление Бога, не терпящего нечистоты, от Его народа (Milgrom. 1983. P. 77). Видимо, по той же причине совершение Ж. «очищения» соединялось с принесением Ж. др. видов: она предочищала священные предметы и само святилище для их принесения (см., напр.: Лев 8-9; в Числ 7. 27-28 Ж. «очищения» упомянута после Ж. «всесожжения», но это и подобные отклонения следует, вероятно, объяснять жанровыми отличиями между разными типами описаний богослужения - см.: Levine. 1965; Rainey. 1970); с этим, видимо, связаны указания об особенностях ее принесения по важнейшим праздникам (Числ 25. 22-24; 28. 15, 30; 29. 5, 11, 16, 19-34).
Ж. «повинности» ( , см.: Лев 7. 1-7) представляла собой единственный вид Ж., к-рая могла быть заменена денежной выплатой. Она приносилась в случаях недолжного использования какого-либо священного предмета (Лев 5. 14-16) или же животного, предназначенного для принесения в Ж. (ср.: Лев 27. 9-13); греха по неведению (Лев 5. 17-19); ложной клятвы (Лев 6. 1-7); при очищении от проказы (Лев 14); при возобновлении обетов нечаянно осквернившегося назорея (Числ 6. 9-12); при вступлении в связь с рабыней, обрученной др. человеку (Лев 19. 20-22). Дж. Милгром считал, что почти все из перечисленного является частным случаем более общей ситуации осквернения чего-либо, посвященного Богу (Milgrom. 1976); тогда отличие Ж. «повинности» от Ж. «за грех» состоит в том, что 1-я приносилась в случае осквернения какой-либо святыни, а 2-я - в случае осквернения самих людей. Но у Ж. «повинности» есть явно выраженное социальное измерение - при причинении кому-либо ущерба она сочеталась с его возмещением (Лев 5. 16 - 6. 7).
В Ж. могли приноситься лишь домашние животные, употребляемые в пищу, без порока (Лев 22. 17-25), не младше 8 дней от рождения (Лев 22. 26-30), являющиеся собственностью жертвующего. При передаче жертвенного животного священникам жертвующий возлагал на него руку (Лев 4. 4 и др.), среди возможных значений этого жеста часто указывают на символическое отождествление жертвующего с Ж. Мясо Ж. обязательно осаливалось солью. «Мирную» Ж. и Ж. «всесожжения» (1-ю - всегда, 2-ю - за исключением нек-рых частных случаев, но обязательно по праздникам и при ежедневной Ж.; см.: Числ 28 и др.) сопровождало принесение «хлебной» Ж., состоявшей из муки, елея и ливана (или смешанных друг с другом, или в форме испеченного из них бесквасного хлеба); «хлебная» Ж. могла приноситься и как самостоятельная. «Мирная» Ж. и Ж. «всесожжения» также сопровождались возлиянием вина (см.: Rainey. 2007. P. 641-642).
Помимо упоминаний различных Ж. и описаний системы жертвоприношений в ВЗ содержится и критика пророками жертвенного культа (1 Цар 15. 22-23; Ис 1. 11-14; Иер 7. 21-23; Ам 5. 21-23; Мих 6. 6-9). Они подчеркивают превосходство твердой веры, следование завету с Богом, внутреннее нравственное совершенство над внешним соблюдением обрядов и принесением Ж. Нек-рые исследователи усматривали в подобных словах пророков противопоставление их проповеди содержащемуся в Пятикнижии законодательству о Ж., однако это вряд ли верно. При интерпретации таких речений пророков необходимо учитывать общий контекст яркого и контрастного образного ряда пророческих писаний, используя к-рый, пророки указывают, что Израиль отступил от завета так далеко, что это не может быть исправлено лишь средствами очищения от ритуальной нечистоты, грехов по неведению и проч., к-рые завет предусматривает для соблюдающих его. Пророки призывают не к отказу от принесения Ж., но к тому, чтобы жертвоприношениям предшествовало раскаяние и исправление (ср.: Мал 1. 7-14).
В эпоху Второго храма жертвенный культ становится предметом различных интерпретаций (см.: Anderson. 1992. P. 884-886; Rothkoff. 2007. P. 648-649). Особое развитие получает идея о превосходстве внутреннего содержания Ж. над их внешней формой; ярким выражением этой идеи являются практика и писания кумранитов, отказавшихся от участия в жертвенном культе Иерусалимского храма не по причине отрицания самих Ж., а по причине «нечистоты» приносящих их, к-рая, как они думали, будет устранена с приходом царя-Мессии (см.: CD 11. 17-21; 1QS 9. 3-6; 1QM 2. 1-6). С разрушением Второго храма ветхозаветная жертвенная традиция полностью прервалась, несмотря на то, что теоретически она могла бы продолжиться вне Иерусалима - в ВЗ есть примеры, позволявшие дать этому обоснование. Можно предположить, что окончательный отказ от продолжения жертвенного культа стал сознательным выбором учителей фарисейской традиции, к-рые пользовались в народе огромным авторитетом и до разрушения храма, а после разрушения храма возглавили народ и заложили основы дальнейшего развития иудаизма (см.: Guttmann. 1967).
Раввинистический иудаизм
Отказ от внешней стороны жертвенного культа отнюдь не означал отказа от осмысления Ж. как таковых (см.: Stemberger. 1995; Rothkoff. 2007). Раввинистический иудаизм сохранил детальное и подробное описание того, как совершались жертвоприношения во Втором храме (см. трактаты Талмуда Кодашим, Тамид, Зевахим и др.; обобщение содержащихся в них сведений см. в ст.: Ibid. P. 644-648; при этом высказываются сомнения в исторической достоверности ряда деталей). Эти описания прочитываются во время ежедневной синагогальной утренней молитвы шахарит (она считается замещением ежедневной утренней Ж., так же как др. молитва, минха замещает вечернюю Ж.). Центральное место в важнейших синагогальных молитвословиях отводится прошениям о восстановлении храма и жертвоприношений (что рассматривается мн. иудеями как признак начала мессианской эпохи). Раввинами была разработана и новая культовая практика, заменяющая отсутствующие Ж., целью к-рой является единение с Богом. Главное в ней - следование заповедям и совершение добродетелей, к-рые приравниваются к Ж. (Авот де Рабби Натан. 4; ср.: Ос 6. 6). К добродетелям относятся как нравственные качества (смирение как Ж.- Вавилонский Талмуд. Сота. 5b), так и исполнение разного рода правил (напр., связанных с принятием пищи - Там же. Берахот. 55a). Ж. являются регулярное совершение молитв (Там же. Берахот. 15a) и изучение Торы (Там же. Менахот. 110a). Особое эзотерическое значение Ж. придается в каббалистической традиции (см.: Dan. 2007).
Лит.: Behm J. θύω, θυσία θυσιαστήριον // ThWNT. 1938. Bd. 3. S. 183-190; DeGuglielmo A. Sacrifice in the Ugaritic Texts // CBQ. 1955. Vol. 17. P. 76-96; Snaith N. H. Sacrifices in the Old Testament // VT. 1957. Vol. 7. fasc. 3. P. 308-317; idem. The Sin-Offering and the Guilt-Offering // Ibid. 1965. Vol. 15. fasc. 1. P. 73-80; Levine B. The Descriptive Tabernacle Texts of the Pentateuch // JAOS. 1965. Vol. 85. N 3. P. 307-318; Daniel S. Recherches sur le vocabulaire du culte dans la Septante. P., 1966; Guttmann A. The End of the Jewish Sacrificial Cult // Hebrew Union College Annual. Cincinnati, 1967. Vol. 38. P. 137-148; Rendtorff R. Studien zur Geschichte des Opfers im alten Israel. Neukirchen-Vluyn, 1967; Rainey A. F. The Order of Sacrifices in Old Testament Ritual Texts // Biblica. 1970. Vol. 51. P. 485-498; idem. A. Sacrifice: In the Bible; In Biblical Tradition and History // EncJud. 2007. Vol. 17. P. 639-644; Milgrom J. Cult and Conscience. Leiden, 1976; idem. Studies in Cultic Theology and Terminology. Leiden, 1983; Tarragon J. M., de. Le culte à Ugarit d"après les textes de la pratique en cunéiformes alphabétiques. P., 1980; Haran M. Temples and Temple-Service in Ancient Israel. Winona Lake (Ind.), 1985r; Anderson G. Sacrifice and Sacrificial Offerings: Old Testament // ABD. 1992. Vol. 5. P. 870-886; Rosset V. Bibliographie 1969-1991 zum Opfer in der Bibel // Studien zu Opfer und Kult im Alten Testament / Hrsg. A. Schenker. Tüb., 1992. S. 107-152 [Библиогр.]; Seebass H. Opfer: Altes Testament // TRE. 1995. Bd. 25. S. 258-267; Stemberger G. Opfer: Judentum // Ibid. S. 267-270; Watts J. W. : The Rhetoric of Burnt Offerings // VT. 2006. Vol. 56. fasc. 1. P. 125-137; Rothkoff A. Sacrifice: Second Temple Period; Later Interpretations // EncJud. 2007. Vol. 17. P. 644-649; Dan J. Sacrifice: In the Kabbalah // Ibid. P. 649.
В Новом Завете
Глагол θύω и его производные неск. раз встречаются в книгах НЗ (в Лк и Деян - 4 раза; в Мф, Мк и Ин - по 1 разу; в 1 Кор - 2 раза). Существительное θυσία употребляется в НЗ 28 раз, из к-рых 15 - в Послании к Евреям. Кроме того, с темой Ж. связаны упоминания жертвенника (θυσιαστήριον) (8 раз в Откр, 6 раз в Мф, 4 раза в Павловых Посланиях, по 2 раза в Лк и Евр, 1 раз в Иак). Все эти случаи использования жертвенного языка классифицируются по 3 категориям: описания ветхозаветных или языческих жертвоприношений, метафоры (часто связанные с этическими наставлениями), христологические образы.
В евангельских повествованиях о земном служении Господа Иисуса Христа, с одной стороны, не содержится прямых свидетельств Его участия в ветхозаветных жертвоприношениях, но с другой - отсутствуют речения об их отмене или запреты участвовать в них ученикам (ср.: Hamm. 2003). В рассказе о Рождестве Христовом упоминается жертвоприношение, совершенное по закону Моисееву прав. Иосифом и Пресв. Девой (Лк 2. 24). В Евангелии от Иоанна повествуется о том, как Спаситель неск. раз во исполнение предписаний закона приходил в Иерусалим на праздники, что подразумевало участие в жертвоприношениях (Ин 2. 13; 5. 1; 7. 14; 10. 22-23; ср. 12. 1, 12, 20). В Нагорной проповеди евангелист Матфей приводит наставление Господа о правильном принесении Ж., которое требует предварительного примирения с ближним (Мф 5. 23). В связи со спорами, которые устраивали фарисеи и книжники, в Евангелии от Матфея дважды цитируется Ос 6. 6 (Мф 9. 13; 12. 7) с тем, чтобы показать: осквернение происходит не при общении с грешниками, а при непроявлении милосердия - формальное соблюдение закона неугодно Богу (ср. в Мк 12. 33 любовь к ближнему объявляется более значимой, чем Ж. «всесожжения» и все др. Ж.). При этом Христос замечает, что Он «больше храма» (Мф 12. 6), а следовательно, и тех Ж., которые в нем приносятся. Событие Очищения храма Господом и Его пророчества о разрушении Иерусалима и храма предуказывали, что в скором времени ветхозаветные жертвоприношения прекратятся. В Евангелии от Иоанна говорится о том, что Христос - истинная Ж., Агнец Божий, Который берет на Себя грехи мира (Ин 1. 29).
По свидетельству кн. Деяния св. апостолов, первые христиане, происходившие из евреев, по крайней мере в первые годы после рождения Церкви продолжали посещать храм и участвовать в принесении Ж. (Деян 21. 26; 24. 17; ср. 2. 46; 3. 1; 5. 42). Но уже в проповеди первомч. Стефана содержится косвенная критика ветхозаветного культа, от которого сами иудеи не раз отрекались в прошлом (Деян 7. 41-42; ср.: Исх 32. 4, 6; Ам 5. 25).
В Посланиях ап. Павла образ Ж. появляется преимущественно в связи с Крестной смертью Христа (1 Кор 5. 7; Рим 3. 25; 15. 16; Еф 5. 2). Вместе с тем он называет угодной Богу Ж. и дары, посланные филиппийцами (Флп 4. 18), а также свое служение, которое сопряжено с мученичеством (Флп 2. 17; ср. 1. 19-26). В Рим 12. 1 апостол призывает христиан сделать свою жизнь Ж. Богу. Аналогичный призыв о «духовных жертвах», к-рые приносит новое священство, содержится в 1 Петр 2. 5.
В 1-м Послании к Коринфянам разбирается вопрос об идоложертвенном мясе и шире об отношении к языческим культам (1 Кор 4. 4, 10; 8. 1-13), к-рые объявляются жертвоприношениями бесам (1 Кор 10. 20).
Вопрос об отношении к ветхозаветному культу рассматривается подробно в Послании к Евреям. После кратких описаний жертвоприношений, к-рые совершает первосвященник в храме (Евр 5. 1; 8. 3), и упоминаний разных типов Ж. (Евр 10. 5-10), говорится о Ж. Христовой, к-рая превосходит их. Ветхозаветные Ж. не могут сделать совершенной совесть (Евр 9. 9), а Ж. Христова подает вечное искупление (9. 12). Ж., принесенные Авелем (Евр 11. 4) и Авраамом (Евр 11. 17-19), превозносятся за то, что были принесены с верой (ср.: Иак 2. 21, где тема Ж. Авраама раскрывается с иной стороны). В финале Послания Евреям христиане призываются к принесению «жертвы хвалы» (Евр 13. 15), т. е. к молитве, к-рая заменяет ветхозаветные Ж.
В Соборных Посланиях образ Ж. используется в основном в христологическом значении (1 Петр 1. 18 сл.; 1 Ин 1. 7, и др.).
Лит.: Westcott B. F. On the History of the Word Thysiasterion // The Epistle to the Hebrews. L.; N. Y., 18922. P. 453-461; Schmitz O. Die Opferanschauung des späteren Judentums und die Opferaussagen des Neuen Testaments. Tüb., 1910; Fiebig P. Das kultische Opfer im Neuen Testament // ZwTh. 1911. Bd. 53. S. 253-275; Behm J. θύω etc. // TDNT. Vol. 3. P. 180-190; Yerkes R. K. Sacrifice in Greek and Roman Religion and in Early Judaism. N. Y., 1952; Seidensticker P . Lebendiges Opfer (Röm 12,1). Münster, 1954; Wright R. B. Sacrifice in the Intertestamental Literature: Diss. Hartford, 1966; Lyonnet S., Sabourin L. Sin, Redemption and Sacrifice: A Biblical and Patristic Study. R., 1970; Gerhardsson B. Sacrificial Service and Atonement in the Gospel of Matthew // Reconciliation and Hope: New Testament Essays on Atonement and Eschatology Presented to L. L. Morris / Ed. R. J. Banks. Exeter, 1974. P. 25-35; Daly R. J. Christian Sacrifice: The Judeo-Christian Background Before Origen. Wash., 1978; idem. The Origins of the Christian Doctrine of Sacrifice. Phil., 1978; Thiele F., Brown C. Sacrifice etc. // NIDNTT. Vol. 3. P. 415-438; Young F. M. The Use of Sacrificial Ideas in Greek Christian Writers from the New Testament to John Chrysostom. Camb. (Mass.), 1979; Kidner D. Sacrifice, Metaphors and Meanings // Tyndale Bull. Camb., 1982. Vol. 33. P. 119-136; Hahn F. Das Verständnis des Opfers im Neuen Testament // Das Opfer Jesu Christi und seine Gegenwart in der Kirche / Hrsg. K. Lehmann, E. Schlink. Freiburg i. Br.; Gött., 1983. S. 51-91; Kertelge K. Die reine Opfergabe: Zum Verständnis des Opfers im Neuen Testament // Freude am Gottesdienst: Aspekte ursprünglicher Theologie / Hrsg. J. Schreiner. Stuttg., 1983. S. 347-360; Klauck H.-J. Kultische Symbolsprache bei Paulus // i dem . Gemeinde - Amt - Sacrament: Neutestamentliche Perspektiven. Würzburg, 1989. S. 348-358; Sacrifice in the Bible / Ed. R. T. Beckwith, M. J. Selman. Grand Rapids, 1995; Hamm D. The Tamid Service in Luke-Acts: The Cultic Background behind Luke"s Theology of Worship (Luke 1: 5-25; 18: 9-4; 24: 50-53; Acts 3: 1; 10: 3, 30) // CBQ. 2003. Vol. 65. Pt. 2. P. 215-231.
Искупление , Крест).
Др. важнейший догматический аспект христ. богословия Ж.- учение о Евхаристии как о Ж. Это учение основывается на убеждении в том, что Евхаристия является «возвещением» Крестной смерти и Воскресения Христа (ср.: 1 Кор 11. 26: «...Всякий раз, когда вы едите хлеб сей и пьете чашу сию, смерть Господню возвещаете, доколе Он придет») и поэтому актуализацией Голгофской Ж., а также на раннехрист. интерпретации Евхаристии как единственной и чистой Ж. из пророчества Малахии (Мал 1. 11), к-рая заменит все ветхозаветные жертвоприношения (ср.: Didache. 14. 3; жертвоприношения животных в христианстве не сохр., хотя известны и исключения; см.: Conybeare. 1903; Kovaltchuk. 2008). Классическая католич. формулировка учения о Евхаристии как о Ж. содержится в декрете Тридентского Собора, принятом на 22-й сессии (Denzinger . Enchiridion Symbolorum. 1738-1760) и направленном против протестантов, отрицающих жертвенный характер Евхаристии (что сохраняется в разных ветвях протестантизма и до наст. времени; основанием для такого отрицания служит убеждение в невозможности «актуализации» единственной Голгофской Ж.). Правосл. учение о Евхаристии как о Ж. и о ее единстве с Голгофской Ж. было сформулировано и утверждено на К-польских Соборах 1156-1157 гг. и развито тогда же еп. Мефонским Николаем, а в XIV в.- св. Николаем Кавасилой. Это учение вопреки сомнениям в нем, высказывавшимся нек-рыми совр. богословами (в частности, протопр. А. Шмеманом), доныне остается основой правосл. учения о таинстве Евхаристии (см. ст. Евхаристия).
Еще одна тема христ. богословия Ж.- учение об этическом совершенствовании и аскетическом подвиге как о личной Ж. каждого христианина (см.: Gutmann. 1995). Высшей формой христианского подвига является мученическое самопожертвование: «...Я добровольно умираю за Бога... Я пшеница Божия, пусть измелют меня зубы зверей... Тогда я буду поистине учеником Христа» (Ign. Ep. ad Rom. 4).
Внешней формой Ж. для каждого верующего являются пожертвования как в форме принесения просфор и вина для Евхаристии или иных предметов для богослужения (в частности, свечей), так и в виде денежных пожертвований и в др. формах.
Лит.: Conybeare F. The Survival of Animal Sacrifices inside the Christian Church // AJTh. 1903. Vol. 7. N 1. P. 62-90; Galeriu C. The Structure of the Sacrifice // SVTQ. 1986. Vol. 30. N 1. P. 43-66; Young F. M. Opfer: Neues Testament und Alte Kirche // TRE. 1995. Bd. 25. S. 271-278 [Библиогр.]; Evans G. R. Opfer: Mittelalter bis Neuzeit // Ibid. S. 278-286 [Библиогр.]; Dalferth I. U. Opfer: Dogmatik // Ibid. S. 286-293; Gutmann H.-M. Opfer: Praktische Theologie und Ethik // Ibid. S. 293-299; Гнедич П. В., прот. Догмат искупления в рус. богословской науке (1893-1944). М., 20072; Kovaltchuk E. The Encaenia of St. Sophia: Animal Sacrifice in a Christian Context // Scrinium. 2008. Vol. 4. P. 159-200.
Историки прошлого зафиксировали еще более дикие формы межчеловеческих отношений у примитивных племен. Инка де ла Вега, которого нет оснований подозревать в склонности ко лжи, писал в «Истории инков» о чариванах, живших по соседству с империей Инков в XV-XVI веках:
«У них не было религии и они ничему не поклонялись... жили они как звери в горах без селений и домов, ели они человеческое мясо, и чтобы иметь его они совершали набеги на соседние провинции и поедали всех попадавших к ним в плен..., а когда они их обезглавливали, то пили их кровь... Они ели не только мясо соседей, которых брали в плен, но и своих собственных людей, когда они умирали. А после того, как они его съедали, они по суставам складывали вместе кости и оплакивали их и хоронили в расселинах скал или в дуплах деревьев... Одеты они были в шкуры... Соединяясь для совокупления, они не считались с тем, были ли то их сестры, дочери или матери».
Подобным же образом Инка де ла Вега описывает и жителей провинции Ваика-пампа, завоеванных инками. Но при этом добавляет: «Они поклонялись многим богам. Инка ввел культ единого Солнца».
В описаниях диких племен де ла Вегой без труда можно заметить элементы древних обрядов - например вкушение плоти умерших ради восстановления родового единства. Эта традиция и ныне широко распространена среди южноамериканских индейцев, а равно и среди некоторых племен горной части Новой Гвинеи.
Южноамериканские индейцы гуайяки сжигают умерших соплеменников, собирают золу, смешивают с истолченными в муку костями и, разбавляя водой, потребляют как священную пишу. По их представлениям сила умерших при этом переходит в живых, а их духи уже не могут вредить и становятся помощниками и защитниками тех, кто воспринял их плоть.
Эндоканнибализм (то есть употребление в пищу людей, с которыми пребываешь в родстве) распространен на Новой Гвинее среди южных форе и гими. У гими умерших едят только женщины, дабы они вновь возродились в их лонах. После таких актов каннибализма мужчины племени с благодарностью подносят своим женам свинину - любимое мясное лакомство папуасов. Некоторые исследователи объясняют новогвинейский эндоканкибализм простой потребностью в мясной пище, но скорее всего это не так. Рядом с форе и гими живут столь же бедные племена папуасов, которые при очень умеренном мясном рационе никогда не поедают собственных мертвецов и с презрением говорят о своих соседях людоедах, как о «дикарях».
Обычай эндоканнибализма связан не с нехваткой пищи, но с верой в возрождение. Для гими это особенно очевидно. Утробы папуасских женщин, подобно утробе самой земли, превращаются в могилы умерших и в необходимое условие их возрождения. Но если в древних религиях при уподоблении «Матери - Сырой Земли» женской утробе всегда предполагалось и различие между ними, так как умерший - это небесное семя, а похоронный обряд - соитие Неба и Земли, что и позволяло ждать небесного воскресения похороненного соплеменника, то у современных гими плотоядение предполагает исключительно земное возрождение из утробы земной женщины, принявшей в себя плоть умершего родственника.
Достоверных свидетельств обычаев эндоканнибализма в доисторическом прошлом нет. Иногда эта традиция предполагается у чжоукоудянских синантропов. Профессор Йиндрижиха Матейка замечает следы эндоканнибализма у верхнепалеолитических охотников Пршедмости (близ Пршерова, Чехия). Но следует откровенно признаться, что археологически эндоканнибализм практически недиагностируем, и потому по большей части вменяется древним людям по аналогии с современными дикарями. Лучше определяется иное - погребальные обряды людей палеолита и неолита таковы, что они скорее предполагают веру в возрождающую к Небу утробу земли, нежели в возрождающую на ту же землю утробу женщины-людоедки. Последнее - скорее вторичная деградация, характерная для современных неписьменных народов подмена земным небесного, чем реликт доистории.
Примечательно, что после поедания чариваны, в описании де ла Вели, не бросали останки своих умерших, но «по суставам складывали кости и оплакивали их», а затем хоронили в дуплах и расселинах скал. Вот это - без сомнения следы древнего заупокойного обряда, хорошо известного и палеоантропологам, и историкам древних цивилизаций, например - ведической. Но у ведических ариев плоть мертвецов не съедалась, а предавалась огню погребального костра, который переносил ее на небо (огонь этот так и именовался - переносчик плоти, кравья вахана), а с несгоревшими костями совершители погребального обряда поступали практически так же, как и андские чариваны (см. Религии Южной Азии. Часть 2: Ведическая религия).
Говоря о чариванах, Гарсиласа де ла Вега упоминает не только эндоканнибализм заупокойного обряда, но и экзоканнибализм (то есть употребление в пищу людей неродственного происхождения). Для принявшего христианство потомка инкских аристократов набеги дикарей на соседей и поедание всех взятых в плен мужчин воспринималось лишь как звероподобная дикость, но изучение свременных экзоканнибалов убеждает, что мы почти всегда имеем дело с извращением не гастрономии, но религии.
Альфред Метро описал обычаи южноамериканских людоедов тупинамба. Они, подобно чариванам, находясь на очень примитивном уровне социальнохозяйственной организации, ведут войны с соседними племенами исключительно ради добычи пищи для каннибальских пиршеств, однако пойманных людей не сразу пожирают. Этому предшествуют довольно долгие мучения жертв, в результате которых они, в конце концов, погибают и только тогда их употребляют в пищу. Женщины макают в кровь погибших соски грудей, а потом дают их своим младенцам, которые становятся людоедами буквально с молоком матери. Похожие обычаи многократно отмечались и у североамериканских индейцев. Ирокезы, например, неделю поджаривали пленных на медленном огне, принуждая петь на сковородках. Военные походы за объектами людоедских трапез с последующими мучениями жертв известны и в Полинезии, и в Меланезии, и на Новой Гвинее (северные форе, бимин-кускусмин, мийянмины). У биминов одни части убитых врагов ели женщины, другие - мужчины. У мийянминов ели только тела, а головы хоронили. Рядом живущие оксапмины часто становятся объектами подобных набегов; они жестоко мстят людоедам, но их обычаев не перенимают и о поедании человеческого мяса говорят с отвращением.
Сами людоеды объясняют традицию пыток жертв перед съедением тем, что они желают съесть не столько плоть, сколько силу и мужество. Дабы жертвы выказали больше мужества их и подвергают изощренным мучениям. Но объяснение это вряд ли можно полагать исчерпывающим, хотя и оно свидетельствует о безусловной нравственной деградации людей, которые собственное усилие к самосовершенствованию, дабы исправить перед Творцом недостатки, отделяющие человека от Бога, заменяют на приобретение чужих заслуг столь ужасным, «разбойничьим» способом.
Но действительный смысл экзоканнибализма глубже. Людоеды не только надеются таким образом приобрести чужую мудрость и доблесть, но и, заставляя страдать и умереть другого, хотят сами избежать наказания за собственные проступки. Вкушая плоть и пия кровь страдальца, они потом соединяются с его очищенной страданием сущностью, обретая без собственных нравственных усилий и мук очищение. В III томе «Золотой ветви» сэр Дж. Фрезер собрал множество подобных примеров. «В области Нигера девушка была принесена в жертву, чтобы очистить от беззаконий страну. Когда тело ее безжалостно волокли по земле, будто бы с ним покидали племя последствия всех совершенных злодеяний, люди кричали «злодеяния!» «злодеяния!». Затем тело было брошено в реку».
С. Кроутер и Дж. Тайлор сообщают, что в тех же местах существовал обычай всем людям, совершившим тяжкие преступления, в конце года платить штраф в размере 28 нгуг (чуть больше двух британских фунтов золотом). На все эти деньги покупали двух людей, которых приносили в жертву за грехи «штрафников». Очень часто такие искупительные жертвы перед смертью подвергали бичеванию и иным мучениям. Нельзя не учитывать, что многие этнологи подчеркивали обязательность каннибализма при человеческих жертвоприношениях в Западной Африке. «На берегах Нигера человеческое жертвоприношение не рассматривается как завершенное, пока жрецы или все общинники не вкусили от плоти жертвы. В некоторых районах куски тела жертвы специально развозят во все далеко отстоящие селения». Подобные обычаи, сопряженные с мучениями жертвы, были характерны для народов Перу и Центральной Америки, майя и ацтеков, африканцев Ганы и Бенина, обитателей Гавайских и Соломоновых островов, племен Северо-Восточной Индии и Верхней Бирмы. И повсюду поедание останков жертвы считалось обязательным.
В княжестве Северо-Восточной Индии Джайнтия, например, как и в большинстве горных районов Северо-Восточной Индии, человеческие жертвоприношения еще в начале XIX века совершались регулярно при княжеском дворе. Предпочтительны были добровольные жертвы. Людей, объявивших, что они хотят быть принесенными в жертву Дурге (жена Шивы в ипостаси богини смерти, видимо, для этих мест, под именем Дурги выступало какое-то местное издревле чтимое божественное существо), если они подходили для этой цели по ритуальным соображениям, князь богато награждал и все оказывали будущей жертве - бхог каора - божественные почести. Он, в частности, имел право сближаться с любой женщиной - такая близость считалась для нее великим божественным даром.
Однако вседозволенность не продолжалась долго. В день навами, когда свершалась Дурга пуджа, омывшуюся и очистившуюся жертву облачали в новые великолепные одеяния, умащивали красным сандалом, на шею надевали цветочную гирлянду. Прибыв в храм в окружении пышной процессии, предназначенный на заклание поднимался на помост перед изображением богини и на какое-то время погружался в медитацию и рецитирование мантр. Затем он делал специальное движение пальцем и совершитель жертвоприношения, также читая определенные мантры, отсекал ему голову, которую тут же на золотом подносе помещали перед изображением богини. Затем легкие жертвы готовились и вкушались жрецами - кандра йогами, а рис, приготовленный на крови жертвы, посылался во дворец и его ели раджа и близкие ему люди. Когда добровольных жертв не было, людей для Дурга пуджи похищали за пределами княжества. В 1832 году один из таких предназначенных в жертву смог бежать из-под стражи и поведать британским властям о тайных ритуалах княжеского двора. Раджа был смещен, а его владения перешли под власть британской колониальной администрации1. Но есть все основания предполагать, что подобные жертвоприношения еще долго совершались тайно как дикими племенами, так и индуинизированными правителями Северо-Восточной Индии. Может быть, кое-где в глухих уголках Арунчал Прадеша они совершаются и поныне.
Джаинтия, конечно, не может считаться «неписьменной культурой» - в княжестве имелось и высшее образованное сословие и монархическая власть и какая-то историческая традиция. Но поверхностная индуинизация не изменила религиозных представлений и строя жизни общества. Именно поэтому при дворе совершались человеческие жертвоприношения и акты каннибализма, столь обычные среди окружающих княжество неписьменных племен.
По обе стороны Паткайского хребта, отделяющего индийский Нагаленд от бирманского Чиндвина, регулярные человеческие жертвоприношения сохранялись еще много десятилетий после упразднения Джаинтийского княжества. В долине Хукаванг (Северный Чиндвин) существовал обычай приносить в жертву мальчиков и девочек в августе, перед началом сбора риса. Жертвы похищались и обычно ими становились совсем маленькие дети. На шею им набрасывалась веревочная петля и на этой веревке их водили из дома в дом по всей деревне. В каждом доме ребенку отсекали одну пальцевую фалангу, и все жители дома мазались кровью, они также лизали отрубленную фалангу и натирали кровью котел для приготовления пищи. Затем жертву привязывали к столбу посреди деревни и умерщвляли постепенно, нанося несильные удары копьем. Кровь из каждой раны тщательно собирали в бамбуковые сосуды и ею, потом мазали себя все жители деревни. Внутренности умершего вынимались, а мясо снималось с костей, и всю плоть, поместив в корзину, выставляли на платформе посреди деревни как жертву духам. Жители деревни, все измазанные жертвенной кровью, плясали вокруг платформы и рыдали одновременно. Затем корзина и ее содержимое, как сообщает Грэнт Броун, выбрасывались в лес. Но очень вероятно, что и плоть жертвы тайно поедалась общинниками. Хотя внешне жертва Чивдвина понимается как жертва духам урожая, в действительности в обрядах присутствуют все знакомые уже элементы приобщения к плоти и крови страдальца. При этом каминами и нагами в качестве жертвы предпочтительно избираются дети и невинные девушки, то есть существа, в минимальной степени отягощенные собственными грехами. При индуинизированных дворах горских князей Северо-Восточной Индии особенно ценились жертвы добровольные. Сам факт добровольности смывал грехи будущей жертвы, и освобождал от необходимости подвергать ее дополнительным мучениям.
Классическая форма человеческого жертвоприношения с последующей каннибальской трапезой состоит из следующих элементов: недобровольная, по возможности безгрешная жертва подвергается тяжким мучениям перед и во время умерщвления, а затем поедается полностью или частично (облизывание крови с обрубленных пальцев в Чиндвине - разумеется, является проявлением плотоядения). Предпочтительность именно человеческой жертвы в том, что ни одно жертвенное животное не обладает свободой воли и потому лишь с большой долей условности может уподобляться свободному божественному существу, с которым желает соединиться жертвователь. Со времени открытия принципа антропоморфизма божественного изображения (см. лекцию 4) человек не мог не считаться наиточнейшей иконой Бога. Безгрешный человек (ребенок, девственник) еще точнее воспроизводил божественный образ.
От этой позиции расходятся два пути. Один - путь теистической религии, когда, осознав свое потенциальное подобие Богу, адепт стремится актуализировать его через уничтожение в себе всего, что этому подобию не соответствует. Это - как бы растянувшееся на всю жизнь самозаклание, принесение себя в жертву. «Ветхий наш человек распят, - писал апостол Павел римлянам, - чтобы упразднено было тело греховное, дабы нам уже не быть рабами греху» [Рим. 6, 6]. Для ортодоксального индуизма последним жертвоприношением человека является сожжение его мертвого тела на кремационном костре. Человек в этих случаях добровольно идет жертвенным путем, дабы стать одно с Богом.
Иной путь в религиях демонистических. Здесь адепт, желая получить власть над духами, также стремится, сознательно или нет, но обрести божественную природу повелителя и творца духовных сил. В Боге его привлекает не блаженство, не полнота добра, но власть над миром и духами. Через человеческую жертву, наиболее «подобную» Богу, да еще предварительно очищенную страданиями, такой жертвователь-демонист надеется обрести желаемое, реализуя обычный принцип жертвоприношения: через соединение с жертвой жертвователь уподобляется объекту жертвы. Понятно, что такие жертвы нечасто бывают добровольными и обычно приходится совершать насилие над приносимым в жертву человеком. Но насилие нимало не смущает жертвователя, ибо в самом насилии над жертвой уже проявляется та богоподобная власть, которой он стремится достичь в результате жертвоприношения. «О человек, благодаря моей благой карме ты предстал предо мной как жертва» - объявляет жертвователь в Калика Пуране. Поэтому в теистической религии человек жертвует собой ради Бога, а в демонистической - другим ради себя самого.
Даже там, где ритуальный каннибализм не имеет широкого распространения, он встречается в среде колдунов. «Колдуны получают и возобновляют свою силу, вкушая человеческую плоть, - указывает Паула Броун, - колдун может обрести могущество поглощая жертву». И среди колдунов Сибири, и в Африке, и в Океании смерть человека часто объясняется соплеменниками тем, что могущественный кудесник «съел» душу умершего. Колдун-людоед не ограничивается поглощением только бестелесной души. В Западной Африке людоедство обязательно для тайных обществ. У нага и даяков убийство человека и ношение головы убитого на поясе - практически обязательный момент возрастной инициации мальчиков. Понятно, что охота за головами - форма символического людоедства. Совсем не обязательно, чтобы голова на поясе охотника была головой врага, снятой в честном бою. Это вполне может быть голова ребенка или старухи, убитых из засады только ради желанного трофея, обладающего огромной магической силой.
При всем подобии ритуального людоедства обычному принесению в жертву животных, практиковавшемуся чуть ли ни во всех дохристианских религиях и кое-где сохраняющемуся и поныне, имеется одно различие, делающее в теистической религии невозможным использование человека в качестве жертвы. Любое животное во время жертвоприношения символически отождествляется с объектом жертвы, подобно пище, которая в результате ее вкушения, отождествляется с вкушающим. В некоторых религиозных традициях для такого отождествления жертвы и объекта жертвенного действия может использоваться образ трапезы - Бог ест жертву, беря из нее духовную субстанцию, а человек-жертвователь затем ест материальную ее вещественность, соединяясь тем самым с объектом жертвы. В других традициях жертва освящается, становясь сама небесной пищей, «телом» бестелесного Бога.
Но в отличие от любой иной земной сущности, приобретающей божественную, небесную качественность в результате священнодействия, человек является «образом Божиим» по своей природе. «Сотворим человека по образу Нашему и по подобию Нашему» - приводит Библия слова Творца человеков [Быт. 1, 26]. Человек призван к вечности и божественной жизни и потому использование человека иным человеком для достижения собственных религиозных целей, принесение его в жертву для того, чтобы самому искупить грехи и обoжиться, является беззаконием. Вечность жертвы ни на йоту не «дешевле» вечности жертвователя, ибо и та, и та - суть одно - их Творец и Создатель. «С верою и богатством одной души не идут в сравнение вся слава и лепота неба и земли, и прочее их украшение и разнообразие» - говорил раннехристианский египетский аскет Макарий (4.17.18) [Добр. 1,178]. А потому одной жизнью беззаконно покупать иную, чужой вечностью обретать собственную.
Во многих религиях и культурах мы встретимся с подобной подменой. Ни одному обществу, даже обладающему живой теистической верой, не удается совершенно исключить этот ужасный обычай. Его особая распространенность у неписьменных народов вызвана тем, что само представление о человеке как об «образе Божием» здесь часто забыто вместе с представлением о Самом БогеТворце. Человек подчас растворяется в мире животных и поэтому вполне может рассматриваться как жертва. Его аналогичность жертвователю становится том качеством, которое превращает человеческие жертвоприношения и предпочтительные перед всеми иными для некоторых народов, а смутное воспоминание об особом призвании человека во вселенной придает им исключительную «силу».
В пределе человеческие жертвоприношения и религиозно-мотивированное людоедство превращаются в людоедство «гастрономическое», никакими религиозными мотивами не обусловленное. Если человек неотличим от животного, то он может быть не только жертвой, но и обычной пищей. Экзоканнибализм новозеландских маори, фиджийцев и ряда бантуязычных народов Западной Африки стал кулинарным обыкновением. Так, на Фиджи вожди при заключении союза обменивались дарами, включавшими живых женщин для сексуальных утех, и вяленных мужчин для утех гастрономических. Обвинения в людоедстве и по сей день используются для сведения политических счетов в предвыборных кампаниях некоторых африканских государств (СьерраЛеоне, Центрально-Африканская Республика, Верхняя Вольта).
Существует несколько теорий, появившихся в конце XIX- начале XX века, объясняющих причины человеческих жертвоприношений. Позднейшие исследования мало прибавили к ним. Э. Тайлор считал, что душой принесенного в жертву искупается душа живого человека или целого общества1. У. Робертсон Смит, увлеченный теорией тотемизма, указывал, что племена, тотемами которых были хищные животные, могли в качестве ритуальной пищи употреблять людей из иных племен, соединяясь через пищу со своим божеством2. Сэр Дж. Фрезер полагал смысл человеческих жертвоприношений в обмене энергии между убиваемыми старцами и приносящими их в жертву молодыми претендентами на власть в общине. Через такое жертвоприношение мудрость старцев соединялась с креативной силой юности. Генри Губерт и Марсель Мосс видели смысл подобных жертв в уподоблении человека богам. Бог, творя мир, приносит себя в жертву, и, следовательно, человек, дабы достичь Бога, должен принести Ему в жертву себе подобного3.
И действительно, причины человеческих жертвоприношений многообразны. Выше главным образом рассматривались жертвоприношения, целью которых является или соединение с божеством или очищение от грехов жертвователя. И в том и в другом случае жертвователю необходимо отождествить себя с жертвой. При стремлении к соединению с Богом жертва или сама освящается в качестве тела божества или является пищей в божественной трапезе. В обоих случаях человеку следует вкушать от жертвы, чтобы достичь единения с объектом жертвоприношения, с Богом. В случае очищения грехов жертвователя жертву часто подвергают предварительно истязаниям, а после заклания поедают не для соединения с Богом, но для соединения с самим принесенным в жертву, ибо он своими страданиями искупил грехи жертвователей и, превратившись в жертвенную пищу, передает свою невинность участвующим в трапезе. В обоих этих случаях может иметь место явный или символический ритуальный каннибализм.
Но смысл человеческих жертвоприношений яснее раскрывается в иных его формах. В «Евангельском приуготовлении» Евсевий Кесарийский приводит слова эллинизированного финикийского историка Филона Библского, выходца из страны, где человеческие жертвоприношения являлись делом вполне обычным: «У древних правителей имелось обыкновение в случае крайней для города или народа опасности, дабы избежать полной гибели, приносить в жертву умилостивления разгневанным демонам любимейших из своих детей». Диодор Сицилийский подтверждает это сообщение, описывая ужасающее жертвоприношение первенцев знатнейших фамилий Карфагена «Кроносу», когда город был осажден римскими войсками Агафокла .
Речь идет об умилостивлении духов, жаждущих человеческой крови. В Индии не раз фиксировались случаи, когда бездетные матери или родители тяжко болевших детей убивали чужого ребенка, дабы получить собственного или сохранить ему жизнь». Анна Смоляк указывает, что при бесплодии нанайской женщины шаман обычно «крадет душу» у беременной якутки, эвенкийки или русской. Тогда новорожденный внешностью напоминает представителей того народа, из которого он «украден». Смерть плода иноплеменницы - жертва за жизнь ребенка своего племени. В «Галльской войне» Юлий Цезарь так описывает обычаи человеческих жертв у галлов: «Все галлы чрезвычайно набожны. Поэтому люди, пораженные тяжкими болезнями, а также проводящие жизнь в войне и в других опасностях, приносят или дают обет принести человеческие жертвы; этим у них заведуют друиды. Именно галлы думают, что бессмертных богов можно умилостивить не иначе, как принесением в жертву за человеческую жизнь также человеческой жизни. У них заведены даже общественные жертвоприношения этого рода. Некоторые племена употребляют для этой цели огромные чучела, сделанные из прутьев, члены которых они наполняют живыми людьми; они поджигают их снизу и люди сгорают в пламени» .
В «Галльской войне», к сожалению, не сообщается, какой формы были «чучела» - человеческой или звериной, а это прояснило бы многое. Если звериной - то тогда мы имеем дело с подменой обычного животного жертвоприношения человеческим. Если форма была человеческой, то это - воспроизведение первожертвы при творении мира, аналогичное описанной в знаменитом 90-м гимне X мандалы Ригведы: «Человека, рожденного в начале, его принесли в жертву боги...» .
В индийских текстах ведического ритуала содержатся глухие упоминания о человеческих жертвоприношениях, но всегда - как о чем-то категорически запрещенном, невозможном. В Айтарея Брахмане рассказывается о некоем царе, давшем обет Варуне (великому небесному хранителю справедливости у ариев) принести в жертву первого сына, если бог даст ему детей. Сын родился, но отец пожалел его. Когда же мальчик подрос и царь собрался с силами исполнить обет, то ребенок, узнав о готовящейся ему участи, бежал из дома. Мальчик был пойман и приготовлен на заклание, но тут явился Варуна и воспретил совершать жертвоприношение. В том же тексте повествуется, что боги принесли человека в жертву, но его жертвенная часть (медха) перешла в коня, потом в быка, потом в овна, потом в козла, потом в землю. Из земли боги ее уже не выпустили, и она взошла рисом, который с тех пор и приносится в жертву. Быть может воспоминанием этого предания является древний обычай при совершении агникаяны (ведийское жертвоприношение, изредко осуществляемое и ныне) под возводимый кирпичный алтарь помещать черепа человека, коня, быка, овна и козла. При этом действии брахман читал как раз 90-й гимн X мандалы Ригведы.
Но полагать в связи с этим, как делает видный индолог Хастерман, что человеческие жертвоприношения практиковались в Индии до 900-700 годов до Р.Х. нет оснований. Скорее здесь иное. И миф Айтарея Брахманы и обычай Агникаяны показывают, что великой космогонической пурушамедхе (человеческому жертвоприношению) в мире людей должна соответствовать жертва животная или даже простое подношение риса. Сила жертвы от этого не умаляется, а вот человеческая жертва, воспрещенная «тысячеглазым» Варуной, является вполне беззаконной. Попытка же человека повторить космогоническое деяние не в символической, а в буквальной форме за счет иного человека и тем самым достичь самому божественного статуса - есть дело демоническое, а не божеское.
Возможно, что такая практика потому и воспрещалась каноническим ведийским текстом, что она имела место как ошибочная интерпретация религиозной традиции.
Примечательным фактом является отсутствие человеческих жертвоприношений и религиозно-мотивированного людоедства у самых «отсталых» народов, живущих на уровне палеолитической экономики (аборигены Центральной и Южной Австралии, обитатели Огненной Земли, пигмеи и бушмены Африки). Напротив, у более «развитых» неписьменных народов, издревле освоивших экономику неолитическую, человек часто становится жертвой и объектом каннибальской трапезы. Отмеченное исследователями неоднократно, это явление может свидетельствовать о том, что религиозный каннибализм и человеческие жертвоприношения являются извращением некоторых неолитических ритуальных практик, а народы, уклонившиеся в магизм в палеолите и прекратившие свое социальное развитие на этой стадии, счастливо остались с ними незнакомы.
Скорее всего, осознание человеком среднего неолита, что он, как «образ Божий», может изображать Небесного Бога подобным себе, в человеческом облике, породило образы великой человеческой жертвы, принесенной богами при творении мира. Именно это, новое представление могло побудить неолитических людей попытаться буквально воспроизвести небесное жертвоприношение на земле, забыв об уникальном призвании каждой человеческой личности. Вместо крайне тяжелого совершенствования себя, как образа Божиего, такой жертвователь избирал легкую дорогу жертвенной подмены. Вместо длящегося всю жизнь принесения в жертву себя самого, он приносил в жертву иного человека, отождествленного с собой. Казалось бы, требуемая ритуалом зеркальность земного и небесного при этом сохранялась, а собственные усилия жертвователя экономились. Но все дело в том, что при таком жертвоприношении жертвователь не мог в действительности отождествиться с жертвой, так как жертвой была иная личность. Та личность шла на Небо, очищенная страданиями, а жертвователь не только оставался ни с чем, но глубоко ниспадал, пресекая силой, ради мнимой собственной выгоды, жизнь другого человека.
Отрицание «животворящего духа» в другом человеке, в жертве, упраздняло память о нем и в самом жертвователе, а вместе с такой памятью о божественном начале в себе подергивалось забвением и живое чувство Бога-Творца. Человек от предстояния перед Богом переходил в мир духов. Извращенный теизм сменялся демонизмом.
Для некоторых человеческих сообществ неолита (Германия, Альпы) человеческие жертвоприношения почти безусловны. И они свидетельствуют о том, что там смена религиозной парадигмы произошла.
Погрузившись в мир духов, человек переосмысливает и практику человеческих жертвоприношений. Теперь они понимаются как задабривание злобных демонов. Именно поэтому человеческие жертвоприношения широко практикуются при болезнях, эпидемиях, войнах, стихийных бедствиях. Павсаний рассказывает о беотийском обычае приносить в жертву мальчиков для задабривания Диониса, когда-то наславшего на эту область Эллады чуму [Опис. Элл. 9, 8, 2]. В Перу, когда погода не по сезону угрожала урожаю, приносили в жертву детей. В Бенине в случае заливных дождей подданные просили правителя сделать «джуджу», то есть принести человеческую жертву богу дождя. Брали девушку, над ней читали молитву, в рот ей вкладывали послание к богу и затем забивали насмерть дубиной. Тело привязывали к жертвенному столбу так, чтобы дождь мог видеть. Подобным же образом приносилась и жертва солнечному божеству, когда при бездождии выгорали посевы. Сэр Ричард Бертон в середине XIX века видел подвешенную на дереве юную девушку, тело которой склевывали хищные птицы. Местные жители объяснили путешественнику, что это «подарок духу, подающему дождь». Североамериканские индейцы оджибве (чиппева) во время эпидемии выбирали самую красивую девушку племени и топили ее в реке, дабы дух заразы удалился. Фон Врангель сообщает, что в 1814 году чукчи, дабы прекратить мор среди людей и оленей принесли в жертву духам уважаемого вождя.
Среди индийских гондов до середины прошлого века совершались ежегодные человеческие жертвоприношения духам земли - жертву живьем разрывали на куски, которые потом закапывали на полях для того, чтобы земля была щедрее к земледельцам. Переосмысление древних неолитических образов Матери-Земли, рождающей Небу погребенных в ней умерших, здесь очевидно деградировало до ожиданий хорошего урожая злаковых (символа возрождения в неолите), гарантированного принесением земле в жертву человеческой плоти. Символ и первообраз тут совершенно поменялись местами.
В Северо-Восточной Индии кхаси приносят в жертву страшному плотоядному демону Кесай Кхати чужестранцев с единственной целью - насытить его и тем самым предотвратить гибель соплеменников. Горцы Типперы и Читтагонга еще в начале XX века регулярно задабривали «14 богов» человеческими жертвами.
У различных народов разно понимают смысл задабривания духов человеческими жертвами. Горцы Северо-Восточной Индии уверены, что духи предпочитают пить человеческую кровь и ради нее готовы служить жертвователям. Иногда это могут быть даже духи-покровители рода и семейного очага, как тхлены у кхаси. У африканских племен главенствует иное представление: «Души людей, принесенных в жертву духам, - отмечал А.Б. Эллис в этнографическом исследовании народов Британской Западной Африки, - немедленно после жертвоприношения поступают, по всеобщему убеждению, в услужение этим духам, подобно тому, как принесенные в жертву во время заупокойных ритуалов становятся рабами тех умерших, на могилах которых они закланы». Жертвы умершим также известны с эпохи неолита. Но тогда они были немногочисленны. Судя по заупокойному инвентарю, и большинстве неолитических сообществ не существовало представлений о переходе «душ» вещей в иной мир, для того чтобы умерший ими пользовался. Как и в палеолите, сравнительно немногочисленные предметы, помещавшиеся с умершим, имели символико-религиозное, а не утилитарное назначение. Посмертное существование представлялось в таких сообществах отнюдь не аналогом земного и земные вещи там вовсе не считались нужными. Напротив, в сообщестrnix, перешедших к демонистическим верованиям, как мы помним, тот мир подставляется точным подобием мира этого. Потому умершему там необходимы вещи и пища этого мира. По той же причине, если умерший в этой жизни прибегал к услугам рабов и слуг, имел жен и наложниц, их могут отправить вослед умершему господину, принеся в жертву, умертвив на могиле и похоронив рядом с хозяином. Так поступали славяне и германцы до христианизации, таковы и обычаи многих африканских племен.
В 49-м Давидовом псалме, именуемом «Псалмом Асафа» БогТворец поучает людей: «Я Бог, твой Бог. Не за жертвы твои Я буду укорять тебя... Ем ли Я мясо волов и пью ли кровь козлов? Принеси в жертву Богу хвалу, и воздай Всевышнему обеты твои, и призови Меня в день скорби; Я избавлю тебя, и ты прославишь Меня» [Пс. 49, 7-15]. Иногда полагают эту высокую мысль особым духовным достижением израильского народа. Но за тысячу лет до царя Давида другой венценосец древности, египетский царь Гераклеополя Хети Небкаура (имя восстанавливается предположительно) поучал своего сына, царевича Мерикара: «Утверди свое пребывание в жилище Запада (то есть в инобытии) творением правды и справедливости, ибо на этом утверждаются сердца человеческие. Приятней <Богу> хлебное приношение праведного, чем бык беззаконника» [Мерикара, 128-129]. Единственный до сих пор изданный русский перевод «Поучения Мерикара», сделанный акад. А.М. Коростовценым, излагает это место совершенно неверно. См. A . Volten . Zwei Altagyptischc Politische Sclriften.Kobenhavn, 1945. P. 68-69.
Для религии теистической единственной ценностью в человеке, угодной Творцу является его «праведность», то есть соответствие той абсолютной правде, которой и на которой построен мир и которая является потому важнейшим качеством Бот как Творца. Совершенствуя свою праведность, отказываясь в свободном выборе от зла, человек восходит к Творцу. Жертва, приносимая человеком как сродство Богообщения, имеет в этом контексте только вспомогательное, символическое значение, хотя и весьма важное. «Мои все звери в лесу и скот на тысяче гор, знаю всех птиц на горах и животные на полях предо Мною» - говорит Творец в том же 49-м псалме. Богу не нужны обильные человеческие подношения, ибо все, что есть, и так создано Им и всегда пребывает «пред Ним». Богу нужно только свободное человеческое произволение добра, правды. Это - единственный ценный дар, но ценный опять же не для Бога, Который есть полнота и без человеческой праведности, но для нас, только праведностью приближающихся к Праведному и Благому Творцу.
Когда праведность подменяется обильными жертвами, мы всегда можем констатировать угасание теистической веры, когда же не довольствуясь «тысячами быков и овнов» люди начинают приносить в жертву людей, то перед нами не просто помрачение, но полное забвение смысла религиозного усилия. Заставляя страдать и умирать другого человека, жертвователь не улучшает, но, напротив, уничтожает свою праведность.
Однако для духов, существ, не обладающих полнотой, столь же тварных и частичных, как и сам человек, жертва имеет совсем иной смысл. Она их действительно «кормит», то есть добавляет им силу, в которой они испытывают, как все частичное, недостаток. Чем энергетически мощней жертва, тем лучше этим тварным существам. Свободное, богоподобное человеческое существо бесконечно «мощнее» быков и козлов и потому для духов такая жертва наиболее желанна, а для жертвователя - наиболее эффективна. Другое дело, что, подчиняя такому жертвователю «голодных духов», человеческая жертва бесконечно отдаляет его от Творца.
Если историк религии исходит из элементарной схемы прогрессивного развития религиозных представлений и практик от «дикости» к «цивилизованности», то и человеческие жертвоприношения он считает нормой в древнейших обществах, а в современных цивилизованных полагает их всегда пережитком. Между тем религиоведу следует при оценке человеческих жертвоприношений использовать не личное нравственное чувство, всегда восстающее против такой жестокости, но богословскую логику. Теистическим религиям такие жертвоприношения не просто не нужны, но и прямо противопоказаны. Зато для религий демонистических, где объектами поклонения являются существа тварные и частичные, они вполне естественны. Поэтому практика человеческих жертвоприношений и ритуального каннибализма столь часто встречается у неписьменных народов, вынесших в своей религиозной жизни Бога «за скобки».
Но также точно, как колдовство и магия, то есть общение с демонами, не исчезает и в теистических обществах, хотя со стороны ортодоксии с теми, кто практикует их, может вестись непримиримая война, также точно не исчезают в «письменных культурах» и страшные принципы кормления духов богоподобным человеческим естеством. Изредка подобные практики становятся и у государственных народов средоточием всей религиозной жизни - передневосточный Ханаан, Карфаген, центрально-американские сообщества перед испанским завоеванием. Но конец таких государств, как правило, печален, гекатомбы человеческих жертвоприношений не отдаляют, но только приближают их полное уничтожение.
Чаще же человеческие жертвоприношения остаются эпизодическими уклонениями, вызванными временными помрачениями массового религиозного сознания или особыми тайными культами на грани извращенного теизма и магии. В религиозных системах менее организованных, подобно индуизму или китайскому религиозному комплексу, они появляются достаточно часто в различных неортодоксальных сектах. Но даже в обществах, исповедующих такие строгие системы, как христианство или ислам, мы сможем встретить эти практики.
Например, у неписьменных народов широко распространен обычай приносить человеческие жертвы духам при закладке зданий. Некоторые исследователи, впрочем не очень убедительно, усматривают их еще в передневосточном неолите1. Но у современных народов Африки, Азии и Океании они имеются, безусловно. В Африке, в Галаме, перед главными воротами нового укрепленного поселения зарывали обыкновенно живыми мальчика и девочку, чтобы сделать укрепление неприступным. В Великом Бассаме и Яррибе такие жертвы были употребительны при закладке дома или основании деревни. В Полинезии Эллис наблюдал их при закладке храма Мавы. Они практиковались на Борнео миланаусскими даяками и на Руси и Балканах славянскими князьями-язычниками при закладке детинцев. Изредка так поступают и раджи Пенджаба, и хинаянские короли Бирмы (закладка стен Тавоя в 1780 году). В 1463 году в Ногате (селение в Германии) крестьяне в основание постоянно размываемой плотины закопали пьяного нищего. В Тюрингии, чтобы сделать замок Либенштейн неприступным, купили у матери ребенка и заложили в стену. Ребенку оставили еду и игрушки. Когда его замуровывали, он кричал: «Мама, я еще вижу тебя! Мама, я еще вижу тебя немножко! Мама, теперь мне больше тебя не видно». При реставрации Изборской крепости в одном из столпов звонницы Колокольной башни был найден замурованный в кладку человеческий скелет - фактическое свидетельство древних преданий.
Кто предположит, что русичи-изборяне или немцы могли в XV столетии думать, что такие жертвы угодны Богу? Принося их, они, безусловно, совершенно сознательно «кормили» демонов, а уж как это сопрягалось с их христианской совестью мы, скорее всего, никогда не узнаем. Но тогда, в XV столетии, магические практики оставались только «тенью» религиозного устремления и немцев, и русских христиан. Подменить собой теизм им не удалось.